МАСЛОВА Л. [Владимир Хотиненко] // Новейшая история отечественного кино. 1986-2000. Кино и контекст. Т. 3 . СПб, 2001.

[...] Здесь впервые обозначилось кредо В.Х.: возражение рациональному скептицизму, противопоставление искреннего переживания трезвым логическим рассуждениям. Какие бы формы ни принимала в дальнейшем эта оппозиция – индивидуальный выбор судьбы или фатальная предопределенность ("СВ. Спальный вагон"), интеллигентское западничество или патриархальный коллективизм ("Рой"), космополитический демонизм или патриотическая одухотворенность ("Патриотическая комедия"), оружие или лирика ("Макаров"), обыденный здравый смысл или религиозная вера ("Мусульманин"), "золотая клетка" или нищая свобода ("Дорога"), погоня за успехом или вдохновенное маргинальное пьянство ("Страстной бульвар"), – она всегда связана с проблемой самоидентификации, узнавания себя в чувственно воспринимаемом мире. При этом острота непосредственного восприятия не главная "добродетель"персонажей В.Х., и окружающий мир, который выстраивает для них автор, наверное, оттого так невыразителен, что обречен остаться незамеченным: взоры его обитателей обращены внутрь себя или к заоблачным высям.

В основании его универсума лежит поверхностный слой повседневности, в котором каждый день похож на предыдущий и последующий. Не только в "Зеркале...", но и во всех фильмах герои живут в границах одного дня – этому кино чужда сама идея развития, поступательного движения.

Своему излюбленному способу аргументации, при котором последнее слово остается за интуитивно ощущаемой истиной, В.Х. не всегда верен до конца. Так, в "Макарове" игра ведется в холодном пространстве хаотической эрудиции, иронического литературного цитирования, с символическим превращением интеллигента в патрон после неудачных попыток превратиться в человека. В.Х. дал здесь постмодернистской иронии немного больше воли и потеснил "нутряную" правду, впустив демонов сомнения. В "Мусульманине" он пытается загнать их в свинью, но позаимствованное у Гоголя свиное рыло, вздымающееся над российскими полями, – мираж скорее "гастрономического" толка, нежели метафизического. Насмешливая тень "Макарова" лежит на "Мусульманине" – как будто, раз попробовав деконструировать действительность, уже нельзя вернуться к прежней гармоничной целостности мироощущения. [...]

МОСКВИНА Т. Новейшая история отечественного кино. 1986-2000. Кино и контекст. Т. III. СПб, "Сеанс", 2001.

[...] Конечно, Н.У. куда больше и значительней декоративного амплуа "русской бабы", но принадлежность ее к актерской "семье" отечественных матушек и женушек (где проживают Любовь Соколова и Людмила Зайцева, Нина Русланова и Лидия Федосеева-Шукшина) несомненна. Материнское самозабвение, которым исполнены ее героини в "Холодном лете пятьдесят третьего..." и "Мусульманине", дышит влажной безмерностью русского черноземного поля. И следа нет притворства, ловкой игры – почва, судьба, тяжелая, слезная бабья доля, о которой поются надрывные песни. Казалось бы, впору и зрителю и режиссерам заключить Н.У. в крепкие объятья, не выпуская ее, большую и добрую, из круга идеальных воплощений русской душевности. По счастью, такого не произошло. При всей своей "народности" и достоверности Н.У. состоит в вечной труппе бродячих комедиантов, и в ее лукавых раскосых глазах нет-нет да и мелькнет насмешливый призрак заматеревшей в скитаниях по временам и нравам Коломбины. Легкость ее шутейных дурачеств, естественность и обаяние, с которыми она исполняет любой гиперболический трюк, любую комическую крайность характера, выдают большую мастерицу проказ. [...]

ТРОФИМЕНКОВ М. Новейшая история отечественного кино. 1986-2000. Кино и контекст. Т. I. СПб, "Сеанс", 2001.

[...] А.Б. признан одним из лучших актеров последних лет – но только благодаря эпизодическим или второплановым ролям в "Мусульманине", "Линии жизни" и "Кризисе среднего возраста". Традиция великих актеров второго плана в нынешнем российском кино во многом утрачена, и А.Б. остается одним из немногих, кто умеет придать своим персонажам такую пластическую и психологическую проработанность, что они затмевают исполнителей главных ролей. В "Мусульманине" подобный прорыв на первый план может рассматриваться как составляющая режиссерского замысла. Брат отступника-"мусульманина" переполнен пусть убогой и варварской, но своей, корневой жизнью, в отличие от загадочного, замкнутого в себе и всемирно отзывчивого главного героя. Эту пока лучшую свою роль А.Б. сыграл замечательно – подробно и на долгом дыхании. Хотя его потенциал только отчасти востребован мощной характерностью "плохого русского парня". [...]