Культура по четвергам: выходящий в прокат киноальманах "Москва, я люблю тебя!" стал хорошим поводом поговорить о том, чем отечественный проект отличается от признаний в адрес Парижа и Нью-Йорка, за что можно любить Москву и удалось ли участникам проекта убедить в своих чувствах зрителей.

Киноальманах как жанр – штука спорная. Чувствуешь себя, словно учитель над папкой сочинений: есть работы посильнее и послабее; обязательно найдутся умники, которые забили на общую тему; кто-то выпендривается; кто-то стебется; кто-то оказался безнадежным графоманом. Пытаться судить эту неповоротливую разношерстную махину как цельное художественное произведение – задача, по большому счету, бессмысленная. Ну, поставишь общий по больнице диагноз – и что? Гораздо интересней поговорить о том, насколько "Москва, я люблю тебя!" вписывается в ряд Париж – Нью-Йорк (можно добавить еще мини-альманах "Токио", который формально не входит во франшизу) и чем он отличается от своих заграничных родственников.

Перво-наперво необходимо сознавать, что все упомянутые фильмы собственно к городам отношение имеют весьма опосредованное.

Режиссеры в проекты набираются с разных концов света, а не только аборигены, поэтому в идее мероприятия с самого начала заложена изрядная доля иронии. Ведь речь не о реальном городе, а о сложившемся стереотипе и том ворохе ассоциаций, которые вспыхивают в голове, когда слышишь слово "Париж" или "Нью-Йорк". Название становится отправной точкой фантазии, которая в состоянии вылиться в вампирские страсти, как у Винченцо Натали, скабрезное свидание с паралитичкой, как у Бреда Раттнера, или похождения японофоба по кличке Дерьмо, как у Каракса.

Ситуация с Москвой изначально другая уже на уровне отбора режиссеров.

Российский фильм не имеет отношения к официальной линейке, которую составляют Париж и Нью-Йорк (планируются еще Шанхай, Рио и Иерусалим), это локальная поделка, и среди авторов киноальманаха нет иностранных имен. И слава Богу! Все-таки Москва не Париж: про нашу страну никто ничего толком не знает, а ассоциативный ряд, как показывают, в частности, "Порок на экспорт" и "Солт", за много лет мало изменился. Страшно представить, какой пионерский набор с Лениным, водкой, КГБ, медведями и уголовниками получился бы, возьмись за Москву режиссер со стороны.

Однако набор участников отечественного проекта, мягко говоря, изумляет. Кончаловский, Сторожева, Охлобыстин, Фомин – это еще понятно; но можно поспорить, что едва ли не о половине фигурантов из режиссерского состава альманаха вы никогда не слыхали.

Куратор фильма Егор Кончаловский говорит, что заявок было немало, но многие известные режиссеры оказались неспособны придумать связную историю на пять минут, поэтому в проект решили брать тех, у кого есть хоть какое-то кинематографическое имя.

Германики, по словам Кончаловского, он просто испугался, а видеть в проекте "новую волну" не захотел, поскольку планировал получить не фестивальное, а массовое, зрительское кино.

А вот тут мы подходим к тому, как наш киноальманах мог обернуть местечковость в плюс и чем "Москва, я люблю тебя!" могла бы стать, но, к сожалению, не стала.

Например, "Москва, я люблю тебя!" могла бы стать портретом современного российского кино. Как "Короткое замыкание", но гораздо масштабнее – стоило только собрать тех, кто сегодня находится в авангарде российского кинопроизводства, чьи фамилии на слуху, а фильмы выходят в прокат или участвуют в фестивалях. Портретом чего является картина, в которой бок о бок выступают режиссер "Самого лучшего фильма-2" Олег Фомин, мэтр Георгий Натансон, последний раз бравшийся за художественное кино в 1991 году, и Артем Михалков, – загадка. Быть может, все-таки Москвы? Нет, и тут не угадали.

Это проблема номер два. Раз все участники местные (ну или условно местные граждане бывшего СССР), логично было бы ждать, что в их фильмах Москва предстанет реальным городом из плоти и крови, а не плацдармом для фантазий, навеянных открыточным образом, как в случае с Парижем и Нью-Йорком. Да и кто, кроме нас самих, мог бы осмыслить Москву со всеми ее проблемами, которых хватило бы на десять киноальманахов?

Один из наиболее осмысленных эпизодов – новелла Егора Кончаловского по сценарию Ивана Охлобыстина о том, как кавказская группировка столкнулась с бандой отца Иоанна (сам Охлобыстин) у палатки, в которой торгует чернокожий цветочник. Выяснение очередности перерастает в драку, оба бандита оказываются в милицейской машине, по радио играет "Ну что сказать вам, москвичи". Смысл прост, но он хотя бы есть: поп, негр-экспат, кавказец – все они москвичи, это данность, которую можно только принять и над ней посмеяться, что и делают в финале герои. Остальные участники проекта по большей части ограничились отвлеченными зарисовками и темами, общими для любого мегаполиса, – вроде одиночества и бешеного ритма жизни. Продавщица мороженого в ГУМе увидела старого знакомого и расплакалась, лысый мажор в высотке пытается застрелиться, работница метрополитена по ночам рисует картины, двух одетых в свадебные платья девиц выкинули из клуба. Москва ли это? Да как-то не особо.

Создать такую зарисовку, чтобы она дышала живым, настоящим городом, – дело, бесспорно, трудное. Но трудное не значит невыполнимое.

Вспомните Булгакова: "Москва отдавала накопленный за день в асфальте жар, и ясно было, что ночь не принесет облегчения. Пахло луком из подвала теткиного дома, где работала ресторанная кухня, и всем хотелось пить, все нервничали и сердились". Да что выдергивать цитаты: по "Мастеру и Маргарите" можно устраивать московские экскурсии, а Патриаршие пруды сделались культовым местом паломничества. Кстати, есть в альманахе попытка сыграть на территории писателя: в "Улыбке летней ночи" Екатерины Калининой на набережной появляется странный господин, который, кажется, знает о будущем больше, чем полагается обычному человеку. Но фантасмагорической и очень осязаемой булгаковской Москвы, в воздухе которой вдруг запахло абрикосовой, здесь, увы, нет и в помине.

Сам Егор Кончаловский остался не вполне доволен получившимся альманахом. По крайней мере, признал, что фильм вышел по качеству очень неровным, но ответственность с себя снял, заявив, что авторам давалась полная творческая свобода, да и вообще работать с российскими кинематографистами – сущее мучение, потому что они вечно не успевают в срок и обещаний не выполняют. Но дело, вероятно, не только в безалаберности отечественных киношников, но и в мотивах создания московского проекта. Изначально Кончаловскому предлагали принять участие в "Париж, я люблю тебя", но потом исключили – вроде бы сочтя его замысел неполиткорректным. Выбыв из проекта, Кончаловский решил сделать все то же самое, но свое и в Москве. А из обиды и упрямого "мы тоже так можем" редко выходит что-то путное.

Конечно, в случае с московским альманахом можно было бы сделать скидку на одну существенную проблему. Собственно, назовите 10 причин, по которым вы любите этот город. Или пять. Ну ладно, хотя бы одну. Как заметил мой знакомый, Париж обожают все, а вот любовь к Москве требует обоснований.

Задыхающаяся в выхлопах машин Москва – злой аляповатый город, который захватывает щупальцами, словно спрут, и вытягивает все жизненные соки. За что его любить? Но на самом деле любить Москву легко. Москва – это не только равнодушная финансовая столица, но живописные переулки и царственные просторы. Сколько бы ты ни жил в этом городе, в нем всегда остаются секреты: полчаса езды – и ты оказываешься в районе, где никогда не бывал. Да и как можно не проникнуться эклектикой Москвы, в которой советское прошлое уживается с хайтечным будущим и золотыми куполами?

На архитектурном поле играет Мурад Ибрагимбеков в авангардном эпизоде "Объект номер один", ездившем в качестве самостоятельной короткометражки на конкурс в Венецию. Это соцарт-миниатюра о рабочих, моющих высотные объекты, последовательность которых складывается в краткую историю страны. От советского наследия – памятника Гагарину – к впитавшему имперские амбиции Петру, а затем к Кремлевской башне со звездой: по мнению Ибрагимбекова, мы возвращаемся к прошлому. Но его умная и яркая новелла – исключение из общего правила.

Сусальная пошлость, небоскребы пафоса и неуместный размах слились в зрелище, преисполненное одновременно и несуразности, и величия. Вот только любви во всем этом – ни капли. Нет, это еще не "Москва, я не люблю тебя" – скорее, "Москва, смиритесь".