"Кинотавр" показал, как в Сочи любят Москву

XXI Сочинский кинофестиваль открылся альманахом "Москва, я люблю тебя!". В его создании приняли участие 18 режиссеров (6 женщин и 12 мужчин) от тридцати до девяноста, от Екатерины Двигубской до Георгия Натансона.

Церемония открытия "Кинотавра" была посвящена режиссерам постсоветского поколения, которые не оставили в конкурсной программе места для стариков. Жюри фестиваля в этом году возглавляет Карен Шахназаров, который вывел эту генерацию на экран в своем фильме "Курьер" (1987), и сценаристы торжества назвали ее "поколением курьеров", а в зале родилось словечко "курьерист", характеризующее, по-видимому, скорость продвижения представителей данной исторической общности людей по иерархической лестнице.

Альманахи имеют то преимущество перед моноавторскими фильмами, что редко обманывают ожидания. Ведь заведомо ясно – шедевр не выйдет, но из десятка режиссеров два-три в грязь лицом не ударят. Креативный продюсер Егор Кончаловский и генеральный продюсер Юрий Глоцер поставили перед авторами два условия: новеллы должны быть не длиннее пяти минут и нести позитивный настрой. Следует признать, что для отечественных режиссеров это весьма серьезное ограничение. Жанр короткого метра в России не приживается – с одной стороны, наши постановщики больше метят в Достоевских и Толстых, чем в Чеховых и О'Генри, а с другой – тяготеют к невеселым финалам.

Впрочем, продюсеры больше всего сетовали на то, что выражение "обязательства сторон" авторы понимали, так сказать, в одностороннем смысле. Что, в общем, и понятно, так как в юриспруденции есть область авторского права, но нет равносильной области авторских обязанностей.

Тем не менее с первым заданием справились все (Кончаловский и Глоцер клянутся, что никого не подрезали), а со вторым возникли проблемы. Некоторые истории грустноваты, а у нескольких оптимистические концы не то, что пришиты белыми нитками, но оставляют приторное послевкусие.

"Креативный продюсер" – современный синоним слова "редактор". Одной из редакторских задач было сложить 18 историй в неком порядке. Как известно из математики, число возможных вариантов расположения 18 элементов выражается произведением натуральных чисел от 1 до 18, то есть астрономической величиной. Логически перебрать их человеку не под силу, и редакторы альманахов, как и шахматисты в сложных ситуациях, вынуждены прибегать не к расчету, а к интуиции. Кончаловского она не подвела.

Короткий опрос экспертов после просмотра выявил, что лучшую новеллу сборника снял сам Кончаловский по сценарию Ивана Охлобыстина. Она же самая смешная: у цветочного киоска случайно сталкиваются две группировки "коренных москвичей" (так они именуются в стилизованных под комикс вставках с титрами) – кавказских и подмосковных, которые не могут уступить друг другу право первым купить букет. "Мы первые подъехали". Пауза. "А мы первые подошли". Пауза. "Но это наш город". Пауза. "Но вы с ним не справились". Пауза. И т.д.

Неплохо задумана короткометражка Артема Михалкова "Job" ("Работа") по сценарию того же Охлобыстина – человек проходит тесты будто на участие в совместном полете на Марс, а его берут работать живой рекламой водки. Но здесь сюжет испорчен подбором исполнителей, неловко изображающих то, как американцы говорят по-русски.

Столь же интересна идея микросюжета Георгия Натансона – письмо на деревню бабушке от скрипачки, играющей в подземном переходе, но рисующей старухе картины триумфального успеха на большой сцене. Если бы не шаржированные детали (рваные перчатки и грязные пальцы пишущей героини да странно звучащее обращение "Дорогая бабушка Уйня!" – с ударением на "я"), было бы совсем хорошо.

Во всяком деле важен момент, в который нужно поставить точку. Продюсеры поставили ее визуально эффектной новеллой Мурада Ибрагимбекова "Объект номер один" о монтажниках-высотниках "Рабочего и Колхозницы" и Спасской башни Кремля, погруженных в пространство идеального социализма, где героем является любой человек. Этот эпический стеб заставляет вспомнить "Переход товарища Чкалова через Северный полюс" Максима Пежемского и "Окраину" Петра Луцыка и служит постмодернистским приветом советскому кино от постсоветского.