"МАМА"

gagin.ru
Миша Фишман

Есть детская сказка о маме, которую дети помнят преимущественно по вокальным упражнениям серого волка. Волк, сумев изобразить сопрано молодой козы, проник в дом и проглотил всех козлят, кроме одного, каковой выживший козлик вместе с матерью заставили затем волка изрыгнуть козлят обратно. Советская редакция этой сказки осчастливлена всеобщим хэппи-эндом, где козлята и волк исполнены друг к другу родственных симпатий, и сильно разнится с народным ее вариантом, в котором волка, кажется, жарят над костром, от чего живот его лопается и копытные лезут наружу. Гуманизм советской редакции неслучаен и даже более органичен, поскольку является вольным переложением мифа о боге Зевсе, с помощью матери сумевшего заставить своего отца вернуть из чрева его проглоченных братьев и сестер, будущих обитателей Олимпа. В фильме "Мама" в качестве сюжетного источника выбрана более органичная и современная советская редакция, а в роли волка выступает Союз Советских Социалистических Республик.

Среди многочисленных социальных роликов "Русского проекта", большинство которых человечество уже успело подзабыть ("До дождя успеем – не успеем", etc.), два клипа все же запомнились, причем один из этих двух клипов был, пожалуй, самым удачным из всей серии, второй же, наоборот, – совершенно непереносим. В первом толпа туристов уговаривала караулившего Мавзолей парня улыбнуться маме, во втором одна рельсоукладчица в исполнении Нонны Мордюковой устраивает отвратительную истерику своей напарнице, а когда у напарницы схватывает сердце, начинает ее голубить. Первый изящным остроумным образом перефразировал банальное "позвоните родителям", только использовал для этого символ советской эпохи, с одной стороны, устанавливая близкую и ценную для зрителя связь времен, повод для ностальгии, с другой, противопоставив этой эпохе современность – мол, сейчас не 72-й год, можно и улыбнуться. Второй раскрывал глубину русской души, каковая глубина, видимо, заключается в максимальной несдержанности на язык и эмоции, истеричности и скандальности, за которыми, понятное дело, прячется любовь к ближнему. Главную роль в нем исполнила Нонна Мордюкова, актриса, воплощающая в себе все русское и народное.

Фильм "Мама" снят Денисом Евстигнеевым, автором "Русского проекта", и является его логическим продолжением, сильно растянутым во времени социальным рекламным клипом. Причем вырос он из описанных нами роликов, у первого позаимствовав сюжетную идею насчет "позвоните родителям", из второго – общий тон и Мордюкову.

Фильм "Мама" – якобы имевшая место в действительности, советской действительности, история семьи неких Овечкиных, создавших под руководством матери вокально-инструментальный ансамбль, а затем под ее же руководством предпринявших попытку угона самолета. Попытка закончилась провалом, и мама с братьями получили в общей совокупности что-то около ста лет тюрьмы – то-есть те, настоящие, еще сидят. В фильме для жизнеспособности сюжета срок скостили – маме дали 15, одного брата посадили в психбольницу, а остальных отпустили восвояси. Мама вышла на свободу и кликнула сыновей, один из которых стал за это время человекоубийцей в Таджикистане, второй – отцом-героем на Севере, поддерживая таким образом природный баланс и компенсируя умертвленных братом "духов" новыми. Третий наркоманит во Владивостоке, четвертый где-то работает шахтером, видимо на крайнем Западе, хоть с углем там и не замечательно. Приключение и суть заключаются в вызволении пятого из лечебницы с тем, чтоб всей семье отправиться на станцию Шуя, которая, исходя из общей географической логики, должна находиться где-нибудь в средней Сибири.

Фильм "Мама" – такое же народное кино, как "Сибирский цирюльник", только подешевле и вместо "глубоких" исторических реминисценций играющее, как и "Русский проект", на ностальгии по советскому времени. И если Голливуд Михалкова, как бы он ни был неприятен, направлен на Запад и новый миддл-класс, отчего теперь сильно страдает, поскольку миддл-класса теперь днем с огнем не сыщешь, то "Мама" в новой эпохе последнего полугода чувствует себя отлично, как и любая старая песня о главном, поскольку поет не для миддл-класса, а играет на ностальгических чувствах тех, кто к этому миддл-классу не относится. Не случайно у Михалкова главные герои – юнкера и американская, так скажем, предпринимательница, а у Евстигнеева – семья убийц, наркоманов и преступников, если уж называть вещи своими именами, – сплошь асоциальные элементы, собственно народ, столь Евстигнеевым любимый. И даже если Евстигнеев не имел в виду политического высказывания, а подразумевал лишь эстетическое – когда связь времен восстанавливается в реальности и осуществляется ностальгия, старые песни о главном мгновенно переходят из эстетического ведомства в политическое. Так что Евстигнееву как минимум не повезло – сам он, наверное, хотел лишь эксплуатировать ностальгию по типу Мавзолея в "Русском проекте". Теперь это не так работает. Возможно, "Мама" теперь только выиграет в смысле популярности, но такая народная любовь стоит уже недешево.

Михалков проповедует имперскую идею, которая, в общем-то, не более, чем символ, поскольку покрыта пылью истории – слишком уж давно было, все равно мы этого Александра III не помним, Евстигнеев же скрыто проповедует идею державно-советскую, разбросав своих сыновей по всем уголкам бывшей Советской – не Российской – империи. Национализм Михалкова – искомая русская гордость, как бы чистая в своем величии, обращенная сама в себя. Национализм Евстигнеева гораздо более практический, потому что советский. И тот, михалковский, не подарок, но он все ж лучше евстигнеевского. Пренеприятнейшая сцена, в которой герой Миронова (тот, что наркоман) танцует лезгинку перед неграми – лучшее свидетельство такого национализма, это злосчастное "унижение паче гордости", требующее немедленного возврата в 1972 год, когда негры сидели в своей Лумумбе и молчали в тряпочку.

Понятно, что Голливуд должен быть утрированным, и если уж мы решили завести свой, то и ладно, пусть и наш утрирует. Но что любопытно, и "Сибирский цирюльник", и "Мама" – два фильма, пытающиеся в голливудских тонах описать загадочную русскую душу, то-есть, наделенные пафосом, – обращают это описание в истерику. У Михалкова истерика – неспокойные душевно-физиологические метания молодого юнкера, у Евстигнеева истерика – уже всеобщая, братья скандалят, мать рыдает. Неспокойно. Неужто нельзя описать русскую душу раздумчиво?