Наталия Басина:
"Незадача со многими известными, или Новый русский проект". Закономерный величественный провал Нонны Мордюковой: она в принципе не может рифмоваться с модным МММ. Полное фиаско умозрительно вычисленной концепции "народного кино": в базу данных забыли внести художественную интуицию и этот самый народ, который может не чувствовать фальши в "Титанике", но, когда требуется закусить, вряд ли перепутает банан с соленым огурцом.

Марина Дроздова:
Если "Мама" – это опыт "народного кино", то народ в представлении авторов весьма экзотичен: проживает этак в восемнадцатом веке и питается исключительно лубком.

Сергей Кузнецов:
Римейк одноименного старого фильма с Людмилой Гурченко и Михаилом Боярским – новая сказка о волке, козе и пятерых козлятах. Правда, сюжет изменен. Четверо братьев-козлят по первому телефонному звонку помчались на знакомое "козлятушки-ребятушки", пропетое давно позабытым голосом. И только пятый брат-инвалид, схоронившийся в дурке, находит в себе силы сказать: "У нашей матушки не такой голосок. Мне не нужно от тебя ничего". Так Нонна Мордюкова, помня об амбивалентности народных сказок, создает образ матери, которая незаметно для себя самой превращается в волка.

Юрий Гладильщиков:
Фильм любопытно трактовать. Например, можно сказать, что, по "Маме", в России все еще скрытый матриархат, а мужчины, какими бы мужскими профессиями ни занимались, остаются инфантилами и без матери не могут. Парадокс в том, что сам режиссер бешено противится всем умозрительным (зато забавным) трактовкам и требует, чтобы фильм воспринимали сердцем и душой. Кричит, что для "современного кино" (что это такое, право, не знаю) важнее всего история. Но историю-то он рассказал средне.

Станислав Ф. Ростоцкий:
Махать "Маме" ручкой решительно не хочется. Смесь из кичевого анилина "Русского проекта" и бутафорской крови получилось совершенно неудобоваримой. Обидно, что создатели фильма всерьез и надолго (если не навсегда) закрыли для нашего кино столь мощный, мрачный и невероятно кинематографичный сюжет, как история семьи джазменов-террористов. Вряд ли кто после Евстигнеева возьмется за эту тему, а жаль. Мог бы выйти фильм ничуть не хуже, чем, допустим, "Кровавая мама" Роджера Кормана. Вместо этого приходится лицезреть компанию малосимпатичных манекенов, расставленных на перроне станции Шуя. Да вдобавок еще и надеяться на то, что "все у них получится".

Саша Киселев:
Относительно успешная попытка примерить жанровые посылы фильма ужасов к отечественному житью-бытью. Что нам вампиры да оборотни? Баловство одно. Вот мамы – это другое дело.

Лидия Маслова:
Название следовало бы писать с восклицательным знаком – как вопль испуга и отчаяния: Ма-а-а-ма-а-а! Кажется, Нонну Мордюкову боялись не только ее "сыновья" в фильме, но и вся съемочная группа, никому из членов которой от страха так и не удалось поднять свою профессиональную планку.

Андрей Плахин:
Образец продюсерского кино, сумевшего аккумулировать лучшие профессиональные силы – начиная с крепкого сценария – и звездный состав актеров. Жаль только, что режиссуре Дениса Евстигнеева и игре Нонны Мордюковой не хватает темперамента.

Андрей Шемякин:
Денис Евстигнеев делает все, чтобы помешать Нонне Мордюковой сыграть маму, заставляя ее изображать Родину-мать с плаката Георгия Тоидзе. Куда эта Родина-мать зовет, непонятно.

Виктор Матизен:
Евстигнеев ведает, куда ведет публику. Ведает не как киновед, но ведет, как "киновод". А публика везде женского рода и в своей массе, которую пока не составляют феминистки, ловит кайф, отдаваясь уверенному в своих силах водителю. Здесь необходимый драйв создается ансамблем, в котором тон задает не актерская игра, но часто – монтаж, музыка и даже грим, позволяющий на крупном плане совершить превращение Полины-Мордюковой из семидесятилетней в пятидесятилетнюю и обратно. Здесь вышибается ценная слеза – как следствие неминуемой зрительской идентификации, потому что все мы сыновья и дочери, а некоторые из нас еще и мамы.

Виктория Белопольская:
Лучшая иллюстрация правоты народной приметы: чем больше вокруг фильма помпы и пиара, тем меньше для них оснований собственно в фильме. Сценарий не придуман, а то жалкое, что придумано, не мотивировано и не поставлено. Мысли, высказанные авторами в многочисленных интервью, не просто интереснее фильма (что само по себе очень дурной симптом), но и не имеют к нему ни малейшего отношения: частный случай глупого самодурства пытаются выдать за версию или там метафору национальной судьбы.

Наталья Сиривля:
Авторы фильма совершенно сознательно работают именно с набором массовых стереотипов, провоцируя ситуацию "ошибки", конфликта глубоко сидящих в нашем сознании мифологем. Родина-мать предстает здесь юнговской "страшной матерью", губящей своих сыновей; конфликт интеллигенции и народа оборачивается драматическим противостоянием суверенной личности и родовой стихии; а "новая жизнь" оказывается возможной только в результате снятия этого противоречия, "прощения" неразумной, мятущейся матери ее повзрослевшими детьми.

Денис Горелов:
Фильм опоздал лет этак на десять. Вот тогда было приятно считать Родину сиплой косолапой хабалкой, у которой большинство детей – дебилы с первобытными инстинктами. Правда, к окончанию съемок Родина и впрямь подтвердила самые худшие опасения на свой счет – но удовольствия от фильма это не прибавило.

Ирина Любарская:
Из всех попыток сделать идеологическое кино – самая удачная. Родина-мать плодит сыновей для воплощения самых бредовых затей – мифологема сама по себе пошлейшая, но от этого она не перестает быть важнейшей. Каждому сыну-функции написан грамотный скетч. Конечно, хотелось бы большей занимательности. Но это не лубочный entertainment вам какой-нибудь, а примирение с собственной ментальностью – почувствуйте разницу в количестве ментола, когда вместо "крестного отца" такое творит "мама". Настоящий русский проект. Без кавычек.

Дмитрий Савельев:
В словосочетании "русский проект" многое объясняет не прилагательное, а существительное. Живая жизнь в пространстве проекта не водится по определению. Там стены из пластика и воздух выкачан. Авторы перед нами чисты: они составили договор о намерениях по всем правилам, мы его подмахнули не глядя, а теперь серчаем. Правда, порой сбивают с толку актеры, пытаясь по старинке отбросить густую психологическую тень. А там ведь полдень нон-стоп.

Зара Абдуллаева:
Хотели, наверное, как лучше.

Дмитрий Быков:
Русский век, который начался романом "Мать" и завершился фильмом "Мама", для меня потерян.

Кирилл Разлогов:
От "Мамы" ждали очень много – она дала значительно меньше. Но это проблема ожидавших.