Принципиальное отличие сериала по роману Александра Солженицына "В круге первом" от недавней громкой экранизации "Мастера и Маргариты" состоит в том, что "Мастера..." читали практически все. Круг читателей романа "В круге первом" – это еще большой вопрос.

Отсюда неизбежная разница в восприятии. "Мастер и Маргарита": "Ну-ка, ну-ка! Посмотрим, как он нам это покажет!" "В круге первом": "Ну-ка, ну-ка! Что это, наконец, такое?" В случае с "Мастером..." спорили о том, "как". Разумеется, остались недовольны. Потому что у нас полстраны – специалисты по роману Булгакова. И все знают, "как надо снимать".

Специалисты по единственному (!) роману Солженицына тоже есть. Это десяток русских и зарубежных филологов. Но "культовым" в хорошем смысле этого слова роман никогда не был. Солженицыну повезло со славой, но ужасно не везет с пониманием. Вот и агрессивная (наверное, необходимая) реклама, предшествовавшая сериалу, только сбивала зрителей с толку. По какому-такому этапу пошел Миронов-Нержин? По этапу он уходит в конце романа, и на этом роман обрывается. Какого-такого агента раскрыл Певцов-Володин? Поступок этого мидовского чиновника вообще загадочен. То ли он мир спасал, сообщив американцам о попытке Советов завладеть секретом атомной бомбы. То ли готовил себе самому посадочную площадку "за бугром". И вообще роман не об этом. Не о бомбе и не о лагерях.

Николай Сванидзе, встречавшийся в "Зеркале" с режиссером фильма Глебом Панфиловым и исполнительницей одной неглавной, но ключевой роли Инной Чуриковой, ненатурально театральным голосом возвестил о том, что нас ждет зрелище о трагическом периоде нашей истории, о котором мы все должны помнить, и т.д. и т.п.

Интеллектуальный монастырь

Да не об этом же роман! Грубо говоря, это роман о том, почему человек добровольно выбирает "этап". И что для него значит этот "этап" не в буквальном, а в бытийном смысле. Это роман о том, как в хороших условиях (в хороших и даже отличных в сравнении с тем, как живут их родственники) собрали самых умных и талантливых людей России и что из этого вышло.

Идея интеллектуального "монастыря", в котором самые светлые умы обсуждали бы проблемы мироздания, социального устройства, назначения человека, – это ведь очень старый проект. Это и Платоновская Академия, возникшая еще до нашей эры, закрытая императором Юстинианом как оплот вольнодумия и восстановленная в эпоху Возрождения во Флоренции. Это и Вагнер с его Байретской школой, в которой некоторое время подвизался Фридрих Ницше, пока страшно не разочаровался в этом проекте. Это, как ни странно звучит, даже и Царскосельский лицей, из которого вышел Пушкин. Все сравнения, конечно, хромают, но смысл остается один. Возможно ли "точечное" соединение интеллектуальных усилий для решения некой грандиозной задачи, эдакий "мозговой штурм" если не всей Вселенной, то, по крайней мере, всей Земли или всей страны?

Однако недаром великий Данте поместил языческих мудрецов в первом круге ада. Это еще как бы и не ад. Это почти рай.

Вот в чем загадка романа Солженицына. Почему один из "мудрецов" – Глеб Нержин – добровольно уходит из рая в ад?

Выбор Нержина

Нержина зря слишком буквально привязывают к самому Солженицыну. Было бы полным кошмаром, если бы Нержина играл актер хотя бы отдаленно напоминающий Солженицына, пусть даже и сравнительно молодого. В образ Нержина Солженицын, несомненно, вложил свой человеческий идеал, которому сам по мере сил старался следовать. Он вложил в него свою страсть, вдохнул душу, но это душа самостоятельная, а не "альтер эго" автора. Позиция Нержина у самого Солженицына под вопросом, он всматривается в этот персонаж и спорит с ним.

Не сам, конечно. Роман на то и роман, что он многоголосен. У Солженицына он даже избыточно многоголосен, поэтому "В круге первом" – это чтение не из легких. Здесь все время путаешься в "позициях", в поведенческих стратегиях. Вот Лев Рубин – убежденный коммунист, который считает, что сталинская система "в корне" справедлива, потому что "закономерна". А вот инженер Бобынин, который смеется в глаза самому Абакумову, потому что он Абакумову нужен, а Абакумов ему – нет. А вот крестьянин Спиридон, который, как сказочный Колобок, и от наших ушел, и от немцев ушел, и к американцам пришел, а сломался на ядовитом спирте да на жалости к детям, которые, неразумные, в Россию просились. Сологдин... Руська... Яконов...

В этом невероятно плотном "кругу" идей, позиций, поступков и выбирает Нержин свой "этап". Этот "этап" – как бы завершение полуторавекового пути интеллигенции к народу. Это попытка разобраться в категориях "народ", "интеллигенция", "человек" – трех соснах, в которых мы и по сей день блуждаем.

Роман, наконец, прочтут

О самом сериале. Очень важно, что сценарий писал сам автор. Не упущены ключевые сцены, которые могли бы выпасть у другого сценариста. Например, спор Нержина с Рубиным о значении слова "счастье". Эротическая линия, которая может показаться лишней и смешной, но которая принципиальна ввиду общей проблемы романа. "Мудрецам" дают многое ( в сравнении с обычными зэками), но не дают того, на что им отвлекаться как бы и не положено. Они же думать должны, изобретать, сублимируя всю психическую энергию на задачу, поставленную Партией. Эротика – это жизнь, а "мудрецы" должны не жить, а головой, головой работать!

Точная расстановка персонажей в сценарии по степени их значимости. В романе легко запутаться, если читать невнимательно. Например, очень важен Абакумов и куда менее важен Сталин. Сталин в исполнении Игоря Кваши, на мой взгляд, вообще неудачен. Перебрали с оспинами на лице, с параноидальным восприятием известия о предательстве дипломата. Я подозреваю, что крушить уже прочно сложившийся кинематографический стереотип И.В. вообще малопродуктивно. Это задача не художественного кино, а документалистики.

Но Сталин и не слишком важен в этом романе. Куда важнее Абакумов, а еще важнее Яконов, бывший зэк, а теперь непосредственный начальник "шарашки", настоятель "монастыря". Сцена, когда Абакумов после жуткой нервотрепки у Сталина коротким тычком разбивает Яконову нос, сделана изумительно. Именно так и осуществляется рабочая иерархия "идеальных" "школ", "сект" – читай: "шарашек". Где-то на каком-то звене кому-то просто квасят нос. Чтоб остальным энергичнее "думалось". И – в правильном направлении. Поэтому Яконов отнюдь не со злобы пишет в журнале: "Нержина списать". Нержин себя сам "списал". Он сам выбрал "этап", на который Яконов возвращаться не хочет.

Нержин – самый динамический образ в романе, он сильно меняется от начала к концу. В "Идиоте" Миронову идеально удалось передать динамику развития князя Мышкина. Но Нержин не менее трудная задача.

Вообще Глебу Панфилову одновременно и повезло, и не повезло. Автор представил ему целую галерею выпуклых характеров. Каждый – личность. Это сразу чувствуется по первым двум сериям. Актерам есть, что играть. Но с другой стороны, в романе почти нет поверхностных интриг и загадок, которых в том же "Идиоте" хоть отбавляй. В романе совсем нет живописной мистики, как в "Мастере..." В смысле динамики действия роман суховат. Здесь динамика внутренняя, сшибка идей и характеров. Но самое главное, роман Солженицына наводнен подводными смыслами и перекличками, которые передать на экране, пожалуй, невозможно.

По крайней мере, спасибо Глебу Панфилову за "возвращение" к роману Солженицына. Может быть, его наконец-то прочтут?