Фильм Солженицына и Панфилова идет по "России"

"В круге первом", первые серии... Снег метет по Москве 1949 года. Профиль дипломата Володина в телефонной будке виден сквозь тяжелый державный декор стального венка на стекле. Лавры, дубовые листья, тяжкие колхозные колосья – то ли венчают колючим терном "московского пижона", пошедшего наперерез танковой колонне Страны Советов... То ли держат его петлей под горлышко.

А когда на экране впервые появляется министр МГБ Абакумов (Роман Мадянов) – тяжелый, налитой, брыластый, с четырьмя классами образования (о чем подробно сказано в романе), – невольно думаешь: кому из зрителей он и сегодня покажется молодцом, опорой отечества, "социально близким"? Тип-то не умер.

Фильм спокоен и внятен. В первых трех сериях особо сильно "искрят временем" две сцены: инженер Бобынин (Андрей Смирнов), выхваченный "шарашкой" из зева смерти Колымы, говорит с Абакумовым, накаленный холодным гневом, мужеством человека, потерявшего все. Все, кроме того, что за плечами не носить: образования и "самостоянья" блестящего профессионала.

Вторая сцена – в доме прокурора Макарыгина. Юноша с орденом Ленина, референт Верховного Совета (Александр Носик), брезгливо слушает мольбу Нинель (Нелли Уварова) об актировке отца, разбитого параличом в лагере.

— ...Что значит – "умрет в лагере"? Кому-то надо умирать и в лагере.

Кругом блестит паркет, ореховые комоды, хрусталь, купленный у "бывших" и репрессированных, креп-сатин гранд-дамы Алевтины Никаноровны. Как все это прочно... Как эти сытые кряжистые люди уверены в себе. И какая семья в России не была на месте этой заплаканной девушки?

Отец Нинель сел по закону от седьмого августа. Что это был за закон? Об опоздании на работу? Не помню в упор... Сколько тысяч соотечественников он обрек на лесоповал и рудники Джезказгана? Не помню тем паче.

Помню, впрочем, свежие цифры. Только что вышла книга "Демографическая модернизация России 1900–2000" (М.: Новое издательство, 2006) – труд замечательного демографа А.Г. Вишневского и его коллег. Помню оттуда число потерь советского периода: погибшими и не рожденными от погибших. Это 137 миллионов человек. Вторая Россия...

Помню тираж этой умной, значимой для всех книги – 3000 экземпляров.

Еще помню цифру из свежего опроса социологов "Левада-Центра". В 2006 году деятельность Сталина одобрили 50% опрошенных.

Шут его знает, как и чем эту цифру комментировать... Был у меня весной разговор с сибирским коллегой. Я спросила: "Почему именно у вас желают поставить памятник Сталину? Ведь это самые лагерные края!".

И мудрый коллега, хмыкнув, ответил просто:

— Зэки, Лена, в этих краях погибали, не дав потомства. А вот охранников там у нас – целые династии.

...Но вернее другое. Советский период оставил по себе населению "мифологическое понимание" почти всего на свете. Множество тем и сюжетов плотно связаны воедино в романе Александра Солженицына "В круге первом". Фильм Глеба Панфилова пока затронул не все (да это, верно, и немыслимо на экране). Темы сходятся в попытке Глеба Нержина (как помним, прототип его – сам писатель) понять историю русской революции, все ее "точки разрыва, точки возврата". В его призвании "когда-нибудь проникнуть в самую Большую и самую Главную тюрьму страны – и там найти следы умерших и ключ к разгадке".

Один из ключей – штурмовщина в подготовке "новой элиты". Такая же, как в инженерной работе "шарашки", когда малограмотный министр МГБ приговаривает выполнить десятилетний труд за год. И рапортовать!

Планку образовательного ценза сломали об колено в 1920-х. Не случайно идет через весь роман тема крайне слабого, сугубо назывного представления "вольняшек" при власти – что о герцах, что о Герцене, что об Эпикуре.

Теперь в таком же мерцающем, назывном тумане мифа мы видим свое недавнее. Сталина в том числе. И здесь подтвердилась истина: "Прошлое – пролог".

Тем более что книжные тиражи в России сейчас – ниже тиражей 1910-х.

Тогда никакие Струве и Бердяевы не могли докричаться до нации, неграмотной на 62% и малограмотной еще на 34%. Но теперь-то что же?

Теперь есть тексты и цифры. Нет желания осмыслять.

В 2004-м Солженицынская премия (литературная по сути) была присуждена телефильму Владимира Бортко "Идиот" с Евгением Мироновым. Помню церемонию вручения: кажется, самую взволнованную за семь лет жизни премии. Создателей фильма наградили за возвращение интереса – не к конкретному тексту, но к миру, стоящему за этой книгой.

Жюри Солженицынской премии было право и прозорливо. За "Идиотом" пошли в прорыв "Мертвые души", "Мастер и Маргарита", "Штрафбат"...

Все эти ленты растягивают поле осмысления. Учат заново думать нацию, у которой тиражи настоящих книг упали за 15 лет от миллиона до тысячи.

И наш ХХ век, конечно, первое и важнейшее, что необходимо обдумать.

Всем, кого русская рулетка судьбы определила не в "Россию погибших и нерожденных" – численностью 137 миллионов человек. А все же в Россию живых – численностью 142 миллиона душ.

Не Соловецкому камню нужно это осмысление. (И уж тем более не тому британскому шпиенскому камню, под которым общественные организации доныне деньги берут!)

Оно совершенно необходимо нам – чтобы найти "точки разрыва". И избежать точек возврата.

Продолжаем смотреть фильм "В круге первом". И перечитывать роман.