Спустя сто лет после санкт-петербургской премьеры, гоголевский "Ревизор" вновь появился на российских экранах (фильм Сергея Газарова, 1996). В России комедия была экранизирована всего три раза, впервые – до революции (В. Сашин, 1916) и дважды в советский период (М. Фрич, 1933; В. Петров, 1952), хотя ее регулярно ставили в театре. Фильм Газарова, посвященный 850-му дню рождения Москвы, был первым кино-римейком "Ревизора" в постсоветской России.

В этой версии городничий был "воскрешен" поразительным талантом Никиты Михалкова. В паре с ним выступает Евгений Миронов, очень эффектный в роли афериста Хлестакова; он – идеальное воплощение самодовольной вульгарности и бахвальства. В ролях второго плана – плеяда главных и второстепенных звезд российского экрана и сцены. Диалог – дословно гоголевский. Постановка точно следует оригинальному тексту, сохраняя реализм обстановки и костюмов, но применяет ту меру гиперболы, что превращает действительность в карикатуру. Единство места, времени и действия по возможности соблюдено, дабы создать впечатление театрального представления, в то время как операторская работа и монтаж используются ненавязчиво, чтобы оживить изложение, не нарушая статичную атмосферу сонливой провинциальной среды.

Гоголю бы понравилась такая версия его пьесы, поскольку сам он всячески старался обеспечить актеров точными указаниями. Он даже предостерегал их: "От несоблюдения сих замечаний может исчезнуть весь эффект". Слова эти относились к немой сцене в финале, когда посыльный объявляет собравшимся гостям, что настоящий ревизор прибыл. "Последнее произнесенное слово", писал Гоголь, "должно произвесть электрическое потрясение на всех разом, вдруг. Вся группа должна переменить положение в один миг ока". На премьере и всех последующих представлениях публика также сидела застывшей на протяжении всей немой сцены – долгую минуту перед падением занавеса. Эффект состоял в том, чтобы превратить актеров (а за ними и зрителей) в марионеток, которые становятся инертными, как только замирает рука кукольника.

Но городничий – исключение. Он – единственный во всей гоголевской вселенной персонаж, наделенный зачатком сознания. Его прозрение, пусть лишь пародия на моральное пробуждение, является, однако, ключевым к "карнавализации" пьесы, потому что городничий видит себя персонажем в комедии. В интерпретации Михалкова он сначала поражен тем, что одурачен: "Убит, убит, совсем убит!", потом начинает ругать себя: "Как я – нет, как я, старый дурак? Выжил, глупый баран, из ума!..", потом с ностальгией вспоминает свои былые подвиги: "Тридцать лет живу на службе... мошенников над мошенниками обманывал... Трех губернаторов обманул!..", и, наконец, впадает в отчаянье: "Разнесет по всему свету историю. Мало того, что пойдешь в посмешище – найдется щелкопер, бумагомарака, в комедию тебя вставит. Вот что обидно!.. и будут все скалить зубы и бить в ладоши..." Здесь городничий рыдает так громко, что знаменитая реплика, произносимая именно в этот момент, почти не слышна. Но ее слышат гости. Камера панорамирует их потрясенные лица: никто больше не смеется.

Фильм и далее обособляет городничего, добавляя момент, которого нет в оригинальном тексте. В немой сцене гости, замершие у банкетного стола, постепенно исчезают, как призраки. Городничий остается один. Внезапно неподвижность кадра нарушают две пробегающие по столу черные крысы. Зритель интуитивно соединяет крыс с самой первой сценой, где городничий получает письмо о приезде ревизора и рассказывает чиновникам о плохом предзнаменовании, которое явилось ему ночью: "Я как будто предчувствовал: сегодня мне всю ночь снились какие-то две необыкновенные крысы. Право, этаких я никогда не видывал: черные, неестественной величины! пришли, понюхали – и пошли прочь." В финале картины образ из подсознания городничего становится реализованной метафорой.


[Перевод Александры Десятсковой для Официального сайта Евгения Миронова]