ТЕЛЕ-ИДIОТЪ И МЫ

"Учительская газета" №25
17.06.2003
Игорь Блудилин-Аверьян

Роман Ф.М. Достоевского в ХХI веке

Закончился показ по ТВ нового фильма Владимира Бортко "Идиот" по роману Ф.М. Достоевского. Наконец-то после посредственных, а то и просто никуда негодных сериалов про бандитов и ментов, донельзя надоевших, пропагандирующих криминальный стиль жизни и мышления, мы увидели культурный фильм. По нынешним временам это событие выдающееся. Даже одним фактом своего появления. Но не только.

В Москве этот фильм рекламировался довольно агрессивно. Я даже по почте получил письмо – рекламный буклет, призывающий меня к экрану. Не скрою, эта агрессивность меня насторожила. Обычно рекламер агрессивен, когда хочет "впарить" мне что-то некачественное и "пудрит мозги". Да и реклама была безграмотна. "Идiотъ" – еще понятно, но вот "телевiзионный" уже нехорошо. По старой русской орфографии "i" ставится только перед гласной буквой (за единственным исключением – в слове "мiръ"). Если уж выпендриваешься, то хотя б правила орфографии знай...

Перед премьерой "Идiота" Владимира Бортко по ТВ прокрутили "Идиота" Ивана Пырьева с потрясающей Юлией Борисовой и с проникновеннейшим Юрием Яковлевым. От сопоставления этих двух киноверсий никуда не денешься: пырьевский "Идиот" – эпоха в русском кино. И, разумеется, Бортко это сознавал. Отсюда, надо полагать, его попытки отстраниться с ходу от Пырьева некоторыми перестановками в сюжете, которые поначалу выглядели нелепыми и неоправданными, но потом попросту забылись и оказались несущественными, не портящими классики.

Новую экранизацию великого романа "вытащили" на своих плечах два талантливейших артиста: Евгений Миронов и Инна Чурикова.

Я, конечно, не ведаю, какова будет дальнейшая судьба фильма, но то, что Евгений Миронов ролью князя Мышкина сделался кинозвездой мирового масштаба – это неоспоримо. И Бог с ним, что он не очень совпадает внешне с героем Ф.М. Достоевского (критики не преминули это отметить) – по духу это абсолютное совпадение! И не только совпадение, а подлинное раскрытие образа, идеи, если хотите – как ее понимал Федор Михайлович. Одно дело – проиллюстрировать, а другое дело – прожить и показать нам живого человека и его жизнь. Миронов это сделал. Его князь Мышкин, я уверен, отныне будет "кинохрестоматиен" – и очень надолго. В отличие от Пырьева, Бортко сумел экранизировать весь роман, и Мышкин раскрылся весь, до трагического, только к концу, как и полагается у Достоевского. Игра Евгения Миронова в финальных сериях – это подвиг. Духовный и профессиональный.

Подобный же подвиг совершила и Инна Чурикова. В романе Лизавета Прокофьевна – лицо не первое по значимости и по активности в сюжете. В фильме она – после Мышкина первая. Такова логика игры Чуриковой. Талант, профессионализм, духовное и культурное богатство личности позволили Чуриковой "подправить" Федора Михайловича, может быть, незапланированно, вопреки замыслу режиссера, но очень точно. По Достоевскому. Ко всем достижениям нашей любимой актрисы отныне прибавилась еще одна великолепная по всем статьям роль.

Говорить о добротнейшей работе в новом фильме Алексея Петренко и Олега Басилашвили – значит повторять общие места. Эти замечательные актеры плохо играть не могут, а уж в пространстве Ф.М. Достоевского обитать – это для них все равно что дышать: дело естественное.

Далее – по порядку. Аглая в исполнении Ольги Будиной. Серьезный экзамен! Порой Будина идет на "отлично", чаще – на "хорошо". Может быть, как раз ей мешает то, что у Достоевского Аглая – крупная, статная, "здоровая", по его выражению. С руками "сильными, почти как у мужчин". Властность ее натуры при таких статях производит совершенно определенное, естественное впечатление. Ольга Будина же по внешности для Аглаи миниатюрна, даже грациозна – и, может быть, поэтому властность ее героини выглядит как-то не очень симпатично, иногда как вздорная взбалмошность. И в сцене встречи с Настасьей Филипповной она поэтому выглядит так непобедительно – при всей своей актерской старательности. Такого трагизма, как у Достоевского в тексте, в киноверсии Будина передать, на мой взгляд, не смогла. Ее ли это вина?..

Лебедев Владимира Ильина. Точнейшее попадание! Актер потрясающе органичен на экране. Совершенно "достоевский" тип.

Владимир Машков отступил от "рокового" образа Парфена Рогожина. У Достоевского тень Рогожина, его любовь и страсть, как бы нависает над героями на протяжении всего романа. Там Рогожин нутряно страстен, в нем бушует скрытый огонь, который всякую минуту грозится вырваться наружу и спалить все и всех, и робость и покорность его перед Настасьей Филипповной – надрыв, страстный и опасный. Всего этого, увы, у Машкова нет. Он почти зауряден и скучен, его Рогожин; и только в финальной сцене у смертного одра Настасьи Филипповны просверкивают сполохи того огня, который и сжег все – и князя, и Настасью Филипповну, да и Аглаю...

Евгений Петрович Радомский в исполнении Александра Домогарова – никакой. Великолепные внешние данные артиста позволили ему лишь остаться на поверхности, "не потонуть". Мы столько за последние три-четыре года навидались Домогарова в детективных сериалах, что порой просто казалось, что пред нами – Серегин-Турецкий, наряженный в сюртук ХIХ века. Те же ухмылки симпатичные, те же жестики, та же осанка, та же походка... Цена популярности! Сдается, Домогаров слишком положился на свой класс и опытность и душу в роль не вложил. Да и по сравнению с романом его роль в киноверсии, конечно, заужена.

Разочаровала, увы, Настасья Филипповна в исполнении Лидии Вележевой. Она неправомерно суха и ничего – в отличие от великой Борисовой – в роль не вложила. Неужели эти несчастные сериалы с их конвейером съемок так снижают творческую потенцию артиста? Да, господа, играть Достоевского – это, знаете ли, играть не сериальных злодеек с их примитивными эмоциями и характерами. Не чрезмерна ли плата профессионализмом за "сериальную популярность"?..

Фильм Владимира Бортко войдет в историю нашего кинематографа яркой и очень серьезной страницей. Его удача, мне кажется, в том, что ему в полной мере удалось передать ту русскую атмосферу, русскую жизнь с ее поиском духовной истины, которая с такой болью воссоздана гением Федора Михайловича.