Стыдно оригинальничать, но все же очень хочется назвать сериал Владимира Бортко "Идиот" тихим. Ну, негромким. Ну, благородно сдержанным.

Мы не видим самого страшного – падучей князя, Настасью Филипповну с ножом в груди. А страшно, когда ручка двери тихонько поворачивается, и ты не знаешь: кто это? что это? Но чувствуешь: что-то должно произойти.

И как хорошо, что здесь всего десять серий. Не сто, не двадцать даже, а десять. Ибо это не просто жизнь, а комок жизни. Он пролетает, "как пуля у виска".

Не помню, где я прочла или услышала: цветное носили только актрисы и жены адвокатов. А светские люди надевали черное и белое. Здесь все носят черное и белое. Здесь все, даже самые никудышние, зловредные и скандальные, – светские люди, ибо все они обеспокоены, больны человеческим достоинством. По разным, подчас недостойным причинам, и тем не менее.

В сериале даже декорации "с выправкой": залы ли с богатой мебелью, чахлые ли комнатенки – кадры не захламлены, в них есть геометрическая четкость и кажущаяся простота стройного ампира (художники Светозаров и Николаева).

И даже титры – белые на черном – как свет во тьме.

Сериал "Идиот" я бы еще назвала цветной черно-белой картиной (оператор Дмитрий Масс). Черный и белый цвета экрана – не просто цвета, они насыщенные, говорящие, они исполнены смысла. "Я думаю о вас как о свете", – говорит князь Аглае. Черный – это тень, белый – свет. Хотя в этом вовсе нет подспудно читаемого, жестко этического деления на добро и зло. Черный бывает так красив, так таинственен. А белый – так печален.

А главное – лица. Они все бледны. Беззащитно бледны. Смертельно бледны в направленном свете экрана. По-разному, по степени участия в драме, но все. И даже не важен характер. Они все "одним миром мазаны". Что Рогожин, что князь. "Лицо дневное Арлекина еще бледней, чем лик Пьеро". Они все больны своей подлинной или мнимой виноватостью, низостью, низостью-с-с-с, как прошипел бы с брезгливостью, злобой и отвращением, словно гадюку из зубов выпуская, наш гениальный Владимир Ильин, Лебедев (словно и не актер, а многослойная эмоциональная стихия). Они все страдают, а значит – люди.

Лицо – вот главное слово в художественном языке телеэкрана. Лицо человеческое, и ничто другое. И в сериале "Идиот" даже на средних планах прежде всего выплывает, гипнотизирует лицо. А есть еще, и довольно много, ударных крупных планов на нейтральном фоне, словно на пустой стенке, потому что остальное не важно. Это возвращение к высокой культуре телеэкрана как искусства, начатое в свое время Анатолием Эфросом и благополучно исчезнувшее вместе с другими признаками культуры на ТВ.

Следует упомянуть еще один цвет сериала. Нежно-зеленый. Это Павловск. Его зелень, его деревья, травы, кувшинки, тропинки, болотца, лужайки. Его природа. Гармония мира. Знак любви и сочувствия Бога к грешному человеку. Недаром князь, державший длинный, горячечный монолог о католицизме, последнее, что говорит: "А сколько вещей прекрасных – ребенок, дерево, трава" – и падает в обморок. И еще не забыть лишь однажды мелькнувший кроваво-красный отсвет в абрисе лица князя. И еще – синюю-синюю штору, за которой лежит с ножом в груди Настасья Филипповна. Синюю, как небеса. Ее потом сдергивает Рогожин, и они с князем стелют эту штору на пол и лежат у ног Настасьи Филипповны рядышком, близко, как два брата (ведь они поменялись крестами), до утра, до прихода околоточного, полицейских, свидетелей. Мы не видим их. Их нам не надо. Только деталь. Только сапоги и кончик портупеи. Только знак суда человеческого.

Браво, питерская школа кино! Браво Владимир Бортко, сценарист и режиссер!

Однако. Однако, когда я сказала "все страдают", это было явное преувеличение. В сериале есть минус, который становится проблемой, и, может быть, не только "Идиота", – отсутствие героинь. И странно, вроде бы Россия всегда была страной, славной своими женщинами. А тут мужчины – ну, один лучше другого. А с женщинами – беда. Каждый поймет, что я говорю не о потрясающей Инне Чуриковой или очень хорошей актрисе Ларисе Малеванной, которой, к сожалению, здесь почти нечего делать. Но героини, героини, которые важны не менее, чем сам князь Мышкин, – это какая-то смесь старинного капризничания, прокурорского надзора и коммунальной склоки. В разной пропорции у каждой. Сам бы зарезал любую, кто первой под руку попадется.

Да, выходит, воровку или жену капитана из военного городка – это мы можем, а княгиню или даже сироту разорившегося дворянского рода, хотя бы и содержанку, не получается пока.

В чем здесь дело? То ли таких актрис у нас нет в природе. То ли их плохо ищут и ходят все по истоптанному кругу известных сериалов. То ли Владимир Бортко не умеет работать с женщинами-актрисами. Боюсь подумать.

Ведь если в героях Достоевского нет страдания, их и возненавидеть легче легкого. "Возьмите, – говорит Аглая Гане, – и сожгите при мне палец на свечке". Ишь ты, стерва, сама себе жги палец. О Настасье Филипповне я уж не говорю – какие она "вытанцовывает штуки". Но ведь ей так долго никто не сказал: "Вы ни в чем не виноваты, Настасья Филипповна, я вас обожаю".

Какой же силы должно быть все остальное, чтобы при таком серьезном актерски-ролевом провале его не то что не замечаешь, он словно не может помешать. Этот воз вытаскивают мужчины. А говорят, что они перевелись в России. Вот и неправда. У нас в "Идиоте", от самой малой ролишки до единственной, – все замечательны и удивительны. И все играют – смысл.

Вот наглые, претенциозные нигилисты как ворвались сплошной темной силой к князю, как уселись рядком, закинув ногу на ногу, как стали качать права от требования денег до освобождения народа, так присутствующая здесь генеральша Епанчина (Чурикова – золото), привыкшая к нормальному воспитанию и даже к манерам, глаза вытаращила на этакое безобразие. А когда Ипполит стал громко кичиться своей ранней смертью, подошла к нему и поцеловала как расшалившегося ребенка. Жалко их, нетерпеливых. Они и в самом деле рано умирают.

А М. Боярский (Келлер), с глубокой искренностью объясняющий свою двойственность: как ему хочется и слезу у князя выбить, и 150 рублей под эту слезу попросить. О. Басилашвили – Епанчин, сановный отец семейства с известными грешками. Смирнов – Тоцкий, скрипучий какой-то, как засохшая ветка. Лазарев – Ганя с его жгучей мечтой о больших деньгах, который теряет сознание, но в камин за деньгами не лезет. Домогаров (Радомский), истинно светский, спокойный, учтивый, деликатный.

А Машков – Рогожин, с его сжигающей до злодейства любовью. Он так и говорит "прожгло". А Алексей Петренко, генерал Иволгин, с его непостижимым, нарядным враньем в самом высоком штиле и в длинных монологах. Наполеон на него "бросил взгляд". Взял его к себе в камер-юнкеры. И все торжественно, серьезно. Ведь денег нет, а жить так хочется, и жить со вкусом. Ворует – да, но и умирает от позора, в самом прямом смысле.

Они все живут "на вырост", шире своих возможностей, в пылающих страстях своих мятежных душ. Хочется быть заметным, хочется играть важную роль, хочется избежать унижений, тычков и позора, которые жизнь поставляет щедро. Хочется достоинства. А средств часто нет. Ни материальных, ни нравственных, к прискорбию. Но за то, что есть такое желание, генеральша Епанчина и целует чахоточного злюку Ипполита в голову.

Они все больны и несчастны, но, главное, забери у них эту боль, что они будут – деревяшки.

И наконец, Князь. Мне казалось, что Евгений Миронов типажно не подходит к роли князя. У него такое крепкое лицо. А где впалые щеки? Где болезнь? Но еще раз подтвердилось, что есть типаж, а есть Актер. Есть актер, который может играть свою тему (и это не умаление, а качество), а есть актер, который может играть все. И не нужны ему впалые щеки. У него есть глаза. Глаза человека, которые отражают переменчивые в каждое мгновение, мельчайшие оттенки трагической души, и глаза иконы, спокойно глядящие в глубину себя самого и в глубину Божьего мира, в бесконечность.

И не болезнь он играет. Он играет Высокую болезнь. Невозможность жить, когда принимаешь на себя страдания всех вокруг. Неизбежность креста. Он надорвался. Он с ума сошел с этими людьми. С их эгоизмом. Которых все равно жалко.

А какой же он может быть разный! Может хохотать во все горло, как подросток, взахлеб, перегибаясь в спине, выслушав смиренно, но на последнем усилии знатное вранье генерала.

А может играть в финале совершенно слабоумного, с остановившимся каким-то, закаменевшим лицом, на котором он еле-еле складывает, вылепливает полубезумную полуулыбку – проблеск сознания.

Боже, какие же у нас есть актеры! Евгения Миронова и звездой не назовешь. Это что-то запредельное.

Хочу еще обратиться к двум мотивам романа "Идиот", так искусно и тонко прозвучавшим в сериале. Во-первых, деньги. Без них никуда. И "самоумаление" Лебедева образовалось в отсутствие денег, и Настасью Филипповну "все только торгуют, никто из порядочных людей замуж не берет", и на самого князя в почтенном семействе Епанчиных посмотрели как на жениха не тогда, когда он появился на пороге с нищим узелком, а когда узнали, что он получил богатое наследство. И Ганя, о котором говорят: подлая душа, поползет за двугривенным на край света, полагает: "Нажив деньги, я буду человек в высшей степени оригинальный".

Это очень русское отношение к деньгам. Деньги как способ не просто разбогатеть, а личностно возвыситься. Королева та, кто может швырнуть сто тысяч в огонь, а не побежать в магазин за новыми покупками или сложить в кубышку. Хорошо бы и теперь, во время нового приступа стяжательства первоначального капитала, как было во время написания "Идиота" (1867–1868), не стиралась наша ментальность.

И еще (не испортить бы обедню) – о патриотизме. В. Бортко тонко и точно, неназойливо и ощутимо вписывает чувство Достоевского к России в свой сериал. Всего два-три упоминания из романа, но какие! Здесь есть и прямолинейная, горячечная речь князя (единственный раз, когда он в возбуждении на экране), который произносит: "Кто от родной земли отказался, тот от Бога отказался!" Здесь есть и задушевный шепот Рогожина, посвящающий князя в детали убийства, в то, что он накрыл труп Настасьи Филипповны (чтоб духу не было) американской клеенкой. Хорошей такой американской клеенкой. И действительно, чуть в обморок не упадешь от духа как раз этой клеенки. Американской. Такая она здесь чужая, оскорбительная. А ведь хорошая же клеенка.

И наконец, финальная сцена сериала, так искусно повторяющая строки романа и так искусно придуманная как экранное зрелище. И слова самого Достоевского, и говорит их, как у автора, Епанчина-Чурикова, но Бортко придумывает сцену встречи в Швейцарии, в клинике, уже безнадежно больного князя и генеральши, которая приехала его навестить. Она ведь наиболее близкий князю персонаж по прямодушной сердечности.

Врач лечебницы объясняет генеральше, что князь ее не услышит, не поймет. Но она не обращает на это внимания. Она присаживается около князя, словно он просто отдыхает в кресле (мы долго видим его только со спины), и неторопливо, совершенно по-житейски, как будто нет никакой беды, рассказывает ему обо всех героях романа – персонажах сериала. Что с кем случилось. Кто женился, кто уехал за границу, кто на каторге, кто умер. Она целует князя в голову и говорит: "Князь, выздоравливай и возвращайся в Россию. Эта заграница одна фантазия. И все мы за границей одна фантазия. Ведь ты сам видишь".

И тут на его лице проступает, вылепливается эта мучительная полубезумная, полусчастливая улыбка.

Наверное, он что-то видит. Ведь это разговор матери с сыном. Или Богоматери с Сыном.

P.S. Что-то мне стали звонить старые знакомые, которые меня давно забыли и бросили, и строго спрашивать, смотрю ли я "Идиота". Что-то ко мне прибежала молоденькая соседка, менеджер некой фирмы (они все теперь менеджеры), и попросила роман "Идиот". Мало того, сказала, что на фирме и те, кто моложе, смотрят сериал. Что-то я отовсюду слышу, что рейтинг "Идиота" зашкаливает, он выше, чем у "Бригады". Это же нечто немыслимое.

Так, может быть, наш народ не такой уж идиот, чтоб "хавать" на телеэкране что ни попадя, не такой уж "пипл"?!

Может, он Идиот настоящий, взаправдашний, с умом и состраданием? И надо подумать о нем всерьез?..