БОЛЬНЫЕ ЛЮДИ

drama.filmoscope.ru
27.10.2003

"Мне бы не хотелось привязывать "Дом дураков" именно к чеченской войне. Подобная история могла случиться и в Косово, и в Руанде, и в Нагорном Карабахе – в любой стране, где идут боевые действия", – заметил Андрон Кончаловский, будучи еще в процессе съемок одного из самых громких кинопроектов 2002 года.

Надежда режиссера была столь же благородной, сколь и утопичной. Однако нельзя не признать: Кончаловский сделал все, чтобы на полтора часа отключить у зрителя распознавание "свой-чужой", намертво вшитое восемью годами военных сводок. Уже потом, выйдя из кинотеатра и немного опомнившись, кинокритики начинали нервно порыкивать на режиссера: чеченцы, значит, у тебя вроде как благородные витязи, а "федералы" травку смолят? Ты, господин Кончаловский, часом не правозащитник какой, прости Господи? Не помогло режиссеру даже намеренно абсурдистское пародирование этих самых правозащитных лозунгов устами сумасшедшей гражданки Виктории Борисовны – одной из обитательниц "Дома дураков".

Сюжет прост: в расположенный на южной границе дом скорби вдруг целыми взводами начали поступать новые пациенты. Еще не знающие о буйном своем умопомешательстве, уверенные, что стрелять в живых людей ради "независимой Ичкерии" или "конституционного порядка" – это в порядке вещей. Буйнопомешанные прибывают на танках, с оружием, и начинают наводить свои порядки. То, что эти люди больны, знает лишь огромный, печальный и непостижимый Бог. И Бог прощает, прощает... Пока, наконец, один из новоприбывших псов войны сам не скажет грустному главврачу: "Я больной. Мне надо лечиться".

Насытить философским подтекстом захват чеченскими боевиками ингушского сумасшедшего дома в 1995 году – эта мысль пришла Кончаловскому во время просмотра очередной военной сводки. Режиссер подошел к задаче со всей серьезностью: съемочная группа и артисты месяц жили и снимали в настоящей психушке под Москвой, учились у пациентов "быть другими" и сами учили их актерскому ремеслу (все сумасшедшие, кроме исполнителей десятка ведущих ролей, у Кончаловского настоящие). Туда же, в психушку, привезли сниматься и Брайана Адамса.

После таких предпосылок может сложиться ощущение, что "Дом дураков" – это тяжелая психоделика с элементами толстовского морализаторства и брутальности автомата Калашникова. Но режиссер не зря столько лет обслуживал голливудскую киномахину. Взяв от нее лучшие черты – наглядность, динамику и внятные метафоры – он создал увлекательную и глубокую, лишенную однозначного прочтения картину. Картину, наполненную какой-то нездешней лирикой: Амели кажется манерной профурсеткой рядом с доброй и красивой Жанной Тимофеевой, сумасшедшей. Танец Жанны с воображаемым Брайаном Адамсом прямо по "зачищаемым" федералами коридорам больницы – это квинтессенция романтики, ее суть. Это шедевр.

Жанна Тимофеева – "убогая" именно от слова "Бог". Актриса Юлия Высоцкая сумела создать образ очень хрупкого и любящего человечка. Бережет свой аккордеон и постоянно наигрывает польку, будто защитную мантру для целого света. И вот, прямо посреди войны, Жанне приходится делать нелегкий выбор: остаться верной Брайану Адамсу или ответить согласием на шуточное предложение боевика Ахмеда выйти за него замуж. Весь мир может лежать на дне артиллерийской воронки: выбор не станет от этого менее важным и мучительно сложным.

В воздухе повисает лишь один вопрос: насколько манипулирует Кончаловский зрительским сознанием, насколько рафинирован драматизм "Дома Дураков"? Был ли искренен Кончаловский как автор, вкладывая в уста девушки Жанны беспомощное "Огонь, не убивай меня... Грязь, не убивай меня..."? Под звуки польки тяжело рушится армейский вертолет.