"АПОСТОЛ" ЭПОХИ БЕЗВРЕМЕНЬЯ

pravaya.ru
23.05.2008
Дмитрий Данилов

Сериал "Апостол" можно было бы считать одной большой творческой неудачей, если бы авторы фильма не перехитрили сами себя. Авторам "Апостола" не удалось нарисовать убедительную картину реальности войны, но удалось убедительно задать очень непростой для нашего современного кино вопрос: возможен ли героизм, если нет веры?

Воскрешение традиции делать фильмы о Великой Отечественной войне можно назвать одним из самых очевидных и понятных следствий путинской эпохи. После ельцинского безвременья как у массового зрителя, так и у режиссеров появился здоровый голод по "военной теме", а также возможность делать новые фильмы о войне на хорошей пленке и на хорошие деньги. Однако по-настоящему хорошие и, что немаловажно, исторически выверенные фильмы про войну, в наше время по-прежнему можно пересчитать по пальцам ("Звезда", "В августе 44-го...", "Взрыв на рассвете", "Разведчики. Последний бой", "Свои"). Парадокс ситуации заключается в том, что делать в наше время действительно хорошее кино про войну означает почти автоматически воспроизводить сюжетно-эпизодные технологии лучших кино-образцов советского периода, при этом освобожденных от всякого идеологического пафоса. Именно поэтому лучшими образцами фильмов про войну в эпоху "нулевых" стали ленты о профессионалах войны, как правило, о военных разведчиках, когда показывать "идеологию" и "исторический момент", а тем более размышлять обо всем этом в кинореальности некогда. Зато выполнять боевое задание необходимо быстро, точно и эффективно, в строгом соответствии с канонами выживания спецподразделений в тылу врага. Эти фильмы радуют особой точностью. Приятно видеть актеров, одетых в аутентичную немецкую десантную форму, а не в маскхалаты в вертикальную полоску стран Варшавского договора. Не менее приятно наблюдать, что в таких фильмах, как "Разведчики. Последний бой", в руках немцев появляются довольно редкие автоматы, действительное бывшие в ходу в ряде частей Вермахта в конце войны (МП-44 "Штурмгевер"). Особо следует отметить сериал "Сильнее огня", где для реальности 1941 года абсолютно точно воспроизведено боевое расписание обычного немецкого взвода, который вооружен не сплошными "шмайссерами", как это часто бывает в наших фильмах, а винтовками "Маузер" и всего 2-3 автоматами МП-40.

Большинство же современной кинопродукции о Великой Отечественной представляет собой дурно пахнущий "экшн" из бессовестной халтуры и пошлых комиксов, ничего не имеющих общего ни с исторической правдой, ни с исторической памятью ("Штрафбат", "Последний бронепоезд", "Сволочи", "Диверсанты" и пр.). Хуже всего, когда фантастические истории о расквартированных в деревнях штрафниках-махновцев, вооруженных автоматическим оружием, или о "сталинюгенде" из несовершеннолетних урковатых диверсантов, претендуют на собственную идеологию героизма в духе "не мы такие – жизнь такая". Однако все мы сейчас живем в любопытную эпоху, когда снимать очередной "Штрафбат" – уже не солидно, а делать новую "Звезду" про подвиги разведчиков – уже не так ново. Визитной карточкой этой эпохи и носителем всех ее родовых травм стал сериал "Апостол", премьеру которого предоставил зрителю недавно Первый канал.

Двенадцать серий "Апостола" закручены режиссерами Иваном Ивановым и Юрием Морозом в жанре психологического детектива, что позволяет сериалу при всех издержках уже обозначенных болячек сценарного "новодела" держать внимание зрителя в постоянном напряжении. Вообще фильм по своей задумке и сценарию явно претендует на нечто монументальное, вроде легендарной советской ленты "Щит и меч", хотя нужно еще раз напомнить, что замах и бросок – разные вещи.

Абвер забрасывает в 1942 году на территорию СССР опытных диверсантов. Высадка проходит крайне неудачно – двоих шпионов захватывает НКВД, один из которых, Петр Истомин, он же Щелкун (Евгений Миронов), оказавшийся вором в законе, впоследствии погибает при попытке побега. От оставшегося в живых диверсанта органы узнают о важном задании Абвера – похищении документов из секретного КБ, которое должен был совершить убитый диверсант Щелкун, известный в Абвере как Коваль. Чтобы сохранить легенду, НКВД в лице одного из руководителей разведуправления Алексея Хромова (Николай Фоменко) разыскивает брата-близнеца Щелкуна – Павла, который живет как сын врага народа на выселках. Хромов вербует его в добровольно-принудительном порядке и начинает на протяжении 5 серий превращать сельского учителя в агента-супермена. Стеснительного интеллигента Павла вначале избавляют с помощью зэка-офтальмолога Зеллера от плохого зрения, затем обучают, как Рэмбо, всему – от воровских обычаев, блатной фени и умения профессионально вскрывать сейфы, до владения немецким языком и рукопашным боем. Причем обучают настолько жестко и последовательно, что Павел временами не может понять, кто он на самом деле. В итоге на свет появляется новоиспеченный агент по кличке "Апостол", цель которого – найти и ликвидировать одного из руководителей Абвера и высших чиновников Рейха – Отто фон Гельдриха (явный намек на личность шефа политической полиции Третьего Рейха Райнхарда Гейдриха, действительно уничтоженного чешским сопротивлением в 1942 г.).

Сериал "Апостол" сразу бросается в глаза тем, что наши фильммейкеры наконец-то научились худо-бедно разбираться в знаках отличия старшего комсостава НКВД. Правда, временами возникает закономерный вопрос: а не сэкономили ли авторы на исторических и военных консультантах, по уже устоявшейся традиции нового российского кино? Ведь общий счет неувязок и откровенных нелепиц "Апостола", которые в реальности 1941-1945 гг. не могли происходить ни при каких условиях, просто удручающ. Во-первых, Хромов специально поселяет Павла у себя дома для обучения немецкому языку, уроки которые дает его родная мать. Представить, чтобы в советской разведке не было никого, кроме матерей комиссаров, кто мог бы обучать агентов немецкому языку, мягко говоря, сложно. Не говоря уже о том, что из мнительного хлюпика за пару-тройку месяцев можно сделать готового агента-супермена, к тому же выдрессировать из него профессионального медвежатника. Да и лагерь для подготовки диверсантов грозного Абвера похож больше на пионерлагерь со строгим режимом, чем на действительно тренировочный центр будущих агентов и шпионов. На уроках по теоретической подготовке курсанты изучают, как правильно петь песню "Катюша", а по вечерам, по прибытии высокого начальства, участвуют в факельных маршах, которые складываются в свастику. Более дурдомовских сцен для тренировочного центра, где готовят будущих разведчиков, придумать тяжело. Кончается все тем, что когда Павел-Коваль предлагает начальнику лагеря майору Штайнглицу (Йозас Будрайтис) разбить наиболее способных для проведения диверсионных работ курсантов на тройки вместо того, чтобы эксплуатировать их способности на кухне и конюшне, майор чешет умудренную сединами голову и глубокомысленно замечает: "В твоих словах что-то есть..." Видимо, в Абвере царил тотальный кризис жанра, хоть объявления вешай: "Алло, мы ищем таланты!".

Правда, наши хваленые агенты ведут себя в немецком тылу не лучше. Запертый в карцере за самоволку Коваль рисует на стенах углем схемы своих умопостроений и расчетов, что никогда не придет на ум даже самому плохому разведчику. При этом по версии авторов фильма сам Хромов – заместитель руководителя отдела оперативного управления НКВД – самозабрасывается для связи с Ковалем в качестве рядового агента к немцам, чего не могло быть в принципе. К тому же в немецком тылу Хромов отправляет радиошифровку, отплыв с радиопередатчиком на лодке на небольшом озере, открытый для любого наблюдателя, что уже вызывает вопрос о его изначальной профпригодности.

Хотя по сравнению с фантастическими водоворотами сюжета все эти несостыковки могут показаться всего лишь частностями. Выяснив, что искомый Гельдрих является подставной фигурой, Коваль, чтобы выйти на подлинного Гельдриха, получает новое задание – захватить секретный вагон НКВД с польскими документами из штаба генерала Андерса и передать эти документы Абверу. Операция настолько секретна, что о ней не должен знать никто. Ее успех напрямую связан с настоящей уверенностью немцев в том, что нет никакой "подставы", что вагон действительно взят диверсантами с боем, а документы похищены на самом деле, без ведома даже высшего руководства советской разведки. Со стороны Хромова это представляет колоссальную опасность, но он все же берет операцию под личную ответственность. В итоге с тремя помощниками Коваль берет вагон, забирает документы, но уйти ему удается лишь одному. Попав на явочной квартире в засаду, он опять уходит, но, тяжело раненный, теряет сознание где-то под мостом. Затем начинается настоящая фантасмагория: Коваль приходит в себя плывущим на корабле. От своего товарища-поляка по разведшколе, чудом оставшимся в живых, он узнает, что тот его нашел, отыскал врача, а потом на базаре узнал от двух поляков, что их везут в туркменский Красноводск, а оттуда морем – в Иран.

История, конечно, красивая. Но остается непонятно, каким образом двух человек, один из которых – тяжело раненный, без каких-либо сопроводительных документов, но зато с целым портфелем похищенных секретных документов, пускают на корабль с мифическими поляками, плывущими за пределы СССР. Напомним – на дворе лето 1942 года, начало Сталинградской кампании, танковые армии Витерсгейма и Гота рвутся к Волге, которая к этому времени уже представляет собой абсолютно режимную транспортную артерию, а по ней через Каспийское море в Иран свободно плывет корабль с неустановленными личностями, которых должны разыскивать все органы в стране.

Дальше – больше. В Иране диверсантов никто не встречает, и они просто бомжуют в портовом городе. Попутно выясняется, что таинственным Гельдрихом оказывается то немецкий актер, то сам комиссар Хромов, а в конце концов – эмигрант Алексей Сергеевич Истомин (Андрей Смирнов), отец Павла и Петра, который как бы невзначай оказывается рядом с Павлом то в Германии, то в Иране. Иногда возникает параноидальное ощущение, что те, кто ведут поиски Гельдриха, на самом деле то ли запутались, то ли, как герой Микки Рурка в фильме "Сердце ангела", ищут сами себя. Разумеется, сценарная паранойя срабатывает, и документы, за которыми, как и за головой "Апостола", советская разведка уже начала охоту в Иране, оказываются в руках истинного Гельдриха – Истомина-старшего. Тогда возникает вопрос: если Истомин-старший и есть подлинный Гельдрих, то как же в Абвере могли не знать, что у их настоящего агента в России есть брат-близнец?

Честно говоря, "Апостол" можно было бы считать одной большой творческой неудачей, если бы не мастерская актерская игра Евгения Миронова, которая, как и в случае с феноменом Петра Мамонова в картине "Остров", спасает весь фильм. Но можно смело сказать, что авторы фильма перехитрили сами себя. В центре основной сюжетной линии – не столько противостояние советской и немецкой разведок, сколько противостояние двух людей – завербованного Павла Истомина и его куратора из НКВД Алексея Хромова, который вынуждает Павла выполнять особое задание советской разведки, намекая, что от его сговорчивости или несговорчивости будет зависеть судьба его жены и ребенка. На протяжении всего фильма разыгрывается длинная психологическая дуэль двух очень разных людей – комиссара и выселенца, профессионального разведчика и смышленого дилетанта, умного хищника и не менее умной жертвы, которые не доверяют друг другу, но вынуждены работать вместе, потому что их недоверие, как и их судьбы, теперь связаны общим делом. Павел знает, что, кроме Хромова, никто ему не вернет жену и сына, Хромов понимает, что без Павла ему не выйти на Гельдриха. И эту дуэль можно отнести к числу несомненных достоинств фильма. Но не только ее.

Основной, базисный плюс "Апостола", как и в прекрасном фильме Дмитрия Месхиева "Свои", заключается в том, что он показывает с искусством профессионального патологоанатома ту тонкую кровоточащую грань, которая проходит между долгом и верой, недоверием и участием, своим и чужим. Авторам "Апостола" не удалось нарисовать убедительную картину реальности войны, но удалось убедительно задать очень непростой для нашего современного кино вопрос: возможен ли героизм, если нет веры? Возможна ли абстрактная жертвенность без конкретных ценностей, которые живы не в абстрактном, а в конкретном народе? Возможен ли чистый подвиг, если у тех, кто предлагает его совершить и грозно говорит о долге и о Родине, довод на самом деле только один – заградительный чекистский револьвер, который направлен то ли тебе в спину, то ли в спину твоим родным? Ведь если говорить языком скупых математических выводов, то фильм "Апостол" крайне деструктивен и непатриотичен. Никому в фильме, кто представляет собой "наших", верить нельзя. С прямого ведома Хромова жену и сына Павла не переводят с выселок в Куйбышев на лейтенантский паек семьи офицера НКВД, как было обещано, а разделяют и подвергают чудовищным издевательствам. В самом Павле не чувствуется никакого патриотического пафоса. В его борьбе нет темы Родины или Победы, он ведет игру сразу против всех и только ради того, чтобы вернуться к семье. После того, как он чувствует, что секретная легенда "Апостола" провалена, а Хромов арестован, он понимает, что как агент НКВД он больше не нужен и по его собственным следам теперь идут свои же. Павел предлагает прибывшему за ним Хромову секретные документы в обмен на жену Лиду и сына Сережу. В противном случае Павел угрожает уйти с подлинными документами к немцам.

Вся эта атмосфера приоткрывает кладовые тех смыслов, о которых сегодня в России говорить напрямую, без риска быть обвиненным в том или ином "разжигании", попросту невозможно. Никакого абстрактного безродного большевистского террора против прекраснодушной интеллигенции арбатского разлива в фильме нет. Чекистские лица и лица их соратников по борьбе вполне конкретны, во всех смыслах. Во-первых, Лиду упаковывают в психушку, где ее насильно склоняет к сексуальным действиям весьма характерный еврейский психиатр за обещания время от времени передавать весточки и рисунки от Сережи, которого отправили в детский дом. Эти "весточки" доктор в свободную минутку сочиняет сам у себя же в кабинете. А Сереже меняют фамилию и отводят койку под огромным портретом злобного опухшего существа неопределенного пола, над которым красноречиво написано: "Наша мать – Н.К. Крупская". Правда, контраст между судьбами матери и ребенка, – простых русских людей, страдающими от инородческой власти, не менее красноречив – Сережа попадает в руки доброй русской заведующей Клавдии Львовны, которая кормит мальчика, плачет и причитает некрасовским слогом: "Тяжко жить народу на Руси Святой... А и сейчас не легше".

Вообще известный посыл, что Родина начинается с семьи, в "Апостоле" выставлен зловещей инверсией, к сожалению, весьма наглядной для наших времен – с семьей Родина и заканчивается. Выходит, тогда было, как и сейчас – дальше семьи Родина не распространяется, а если и распространяется, то это непонятно, это пугает и вообще этот путь чрезвычайно болезнен. Тогда возникает вопрос: почему же подвиги совершались тогда и совершаются до сих пор, почему долг и самопожертвование присутствуют даже в Павле Истомине, которому есть, что терять, и который, по определению, не похож на настоящего героя? Или получается, что это просто замкнутый круг вечной русской безнадеги опустившихся рук перед законом времени, из которого каждый выбирается в меру своих собственных возможностей и "взаиморасчетов с эпохой"? И все было бы именно так, если бы в фильме не было чего-то еще – того самого, что позволяло бы пережить все эти парадоксы, или, по крайней мере, надеяться на выживание.

И это "что-то" – история нательного крестика Лиды, над которым, как и над православной верой в целом, в своих воспоминаниях посмеивался молодой атеист Павел. Но так получилось, что именно этот крестик стал путеводной звездой для Павла, символом возвращения домой. Этот крестик, над которым он раньше смеялся, Павел вырывает из рук дразнящего его Хромова. Этот крестик он зашивает себе в рубашку перед заброской к немцам. Этот крестик становится для него единственным связующим звеном с его любовью, с домом и со спасением. Крестик является для него единственной и настоящей Верой, которая позволяет ему выживать и надеяться. Эта вера уже присутствует в Павле, когда его разлучили с любимой. Она проявляется в диалоге с комиссаром Хромовым у него дома за полночь в разговоре "по душам", когда выясняется, что невеста Хромова сидит в лагере. "А что не женитесь?", – спрашивает Павел Хромова. "Закон не позволяет", – отвечает Павлу чекист. "Дурак ты, начальник, – говорит на это Павел. – Правда выше любого закона. А справедливость выше правды. Но выше справедливости – милосердие. Но есть и выше милосердия". "Что же выше милосердия?", – ехидно спрашивает сам страдающий от собственной системы чекистский начальник. "Любовь", – отвечает Павел.

Самое загадочное в сериале – это, конечно, его развязка. В НКВД решают отправить в Иран агентов, чтобы убрать как "Апостола", так и самовольничающего Хромова. Но агенты сами попадают в западню, устроенную им "Апостолом". Правда, документы уже в руках Истомина-Гельдриха. Хромов же раскрывает перед "Апостолом" все карты: польские документы из штаба генерала Андерса были липовыми и попали, куда им и следовало – прямо в Абвер. А вся катавасия с "Апостолом" была затеяна специально, чтобы убедить в реальности происходящего настоящую добычу – Абвер и Гельдриха. "Война – тяжелая работа, и выигрывает тот, кто делает эту работу лучше. Мы свою работу сделали, пусть даже такой ценой", – говорит Павлу Хромов и показывает английскую газету, где на фото изображен убитый Истомин-старший. Павлу предлагается вернуться в СССР, где его ждет новая работа. Потом Павел видит свою жену и сына, и фильм заканчивается вроде бы хэппи-эндом, но оставляет после себя странную недосказанность. Ведь перед этим прошла встреча Хромова с Берией, где с Хромова не только снимают все подозрения, но и повышают в звании, а сам нарком поручает комиссару Хромову завершить операцию "Английский экспресс" и встречу с "Апостолом", на что Хромов отвечает: "Ликвидацию проведу лично". Остается непонятным, кого именно должен был ликвидировать Хромов – "Апостола" или Гельдриха в Лондоне? Или того, и другого? Эту загадку предлагается решать уже самому зрителю.

Но опять же – как намек на невозможную надежду, в окончательных титрах фильма поется "Богородице, дево радуйся". Наверное, это намек на то, что вера все-таки творит чудеса. Но только надо, наконец, разобраться, кому верить. И во что верить.