ЭКСТРЕННОЕ ПОТРОШЕНИЕ "МОМЕНТА ИСТИНЫ"

Газета "Час" №164
16.07.2001
Александр Гаррос

В субботу в Риге прошла премьера фильма по знаменитому роману Владимира Богомолова

"Момент истины, или В августе 44-го" – текст абсолютно культовый. Хотя – вот наткнешься на обескураженную сетевую реплику критика Курицына, обнаружившего намедни, что не только деловитые представители дженерейшн экс дробь поколения пэ, формирующие target group глянцевых журналов, но и бойкие перья, в оный "глянец" пописывающие за текущую культурку, сплошь и рядом книги этой не знают! – и призадумаешься... Но – факт: вышедший в 74-м роман Богомолова в следующие полтора десятилетия был читан всенародно, обосновался в любом уважающем себя книжном шкафу, и – с сегодняшней, уже 27-летней дистанции это особенно очевидно – совершенно заслуженно.

Однозначно – лучший советский военный детектив. Вообще один из достойнейших образчиков военной прозы. Редчайшая отечественная книга про "органы", при чтении которой и сейчас не испытываешь стыдного ощущения нечистоты от маленькой лжицы или откровенного вранья. Эталонная демонстрация владения литературным ремеслом, впечатляющая еще и тем качеством, которым русская беллетристика редко радовала своего читателя, а нынче вовсе перестала: обильной и точной фактурностью. Закрученный сюжет: август предпоследнего военного года, контрразведчики ловят в полном опасностей Шиловичском лесном массиве вражью разведгруппу во главе с диверсантом-асом Мищенко... Сочные герои: стажер – заикающийся младший лейтенант Блинов; опер-суперпрофи старлей Таманцев, "волкодав по прозвищу "Скорохват"; отменный аналитик капитан Алехин... Сочное профессиональное арго, немедля расхватанное в повседневную речь: "стрельба по-македонски", "чистильщик", "прокачивай его, Паша!", "с расчетом кратковременного рауша", "слепить теплым", "экстренное потрошение", "момент истины", наконец...

Неудивительно, что экранизация романа назревала не раз. Почти выгорело у Желакявичюса; но Богомолов – автор придирчивый и привередливый, изводящий режиссеров несовместимыми с экранной жизнью требованиями, – "обломил" и эту попытку. В результате Пташук оказался первым, кто, пусть тоже разругавшись с писателем (Богомолов фамилию из титров в итоге снял), довел дело до конца. Трудно рождавшийся проект по дороге оброс многочисленными внекиношными смыслами: российско-белорусская копродукция с недурным по нашим меркам бюджетом лично патронировалась президентом Лукашенко и основательно финансировалась из белорусской казны, что автоматически – еще до премьеры – обеспечило неприязнь "либералов" и благосклонность "патриотов". Впрочем, когда ленту-таки показали, приурочив российский прокатный старт к празднику Победы, реакция критики вышла изрядно вялой. И – ясно отчего.

Пташук сделал не шедевр (чего, правда, никто от него и не ждал) и не провал (чего ждали многие); он сделал нормальный советский военно-приключенческий фильм. Конечно, "доработанный напильником" под новые реалии (то-есть, лишенный какой-либо назойливой идейной компоненты). Но – нормальный. Советский.

Добротно, без тяжких провисаний, но и без особого драйва рассказанная история. Добротные персонажи, добротно сыгранные хорошими актерами: Евгений Миронов (Алехин), Владислав Галкин (Таманцев), Алексей Петренко (генерал Егоров), Александр Балуев (Мищенко), Беата Тышкевич в эпизоде... Добротная и тоже вполне по-советски звучащая музыка Градского (он за композитора). Добротные декорации и массовки. Погони, слежка, диалоги (картонноватые, но картон ведь тоже может быть добротным?). Две с половиной перестрелки общим хронометражем минуты четыре – на два без малого часа экранного времени. И зря Богомолов взъелся на Пташука за "деформацию сюжета" – режиссеру, между прочим, таки удалось кое-что почти невозможное: упаковать, упихать в эти самые два часа без фатальных потерь для внятности почти все основные линии разветвленной романной интриги! Вот чему поневоле поражается приученный к западному жанровому киностандарту глаз. Профи, лепящий не по советским, а по голливудским лекалам, поступил бы ровно наоборот: две трети богомоловского сюжета похерил бы недрогнувшей рукой, наплевав на любую связность и логику, – зато уж волкодав Таманцев поминутно садил бы с двух рук в прыжке, предъявлял зрителю рукопашные умения и "качал маятник" так, что любые часы с кукушкой обзавидуются.

Естественно, получилась бы лажа. Но и выведенный Пташуком результат скорей удручает – своей анахронической, "ретрушной" нормированностью. Ругать вдребезги – не за что. Хвалить – тоже. А ведь вся сила богомоловского романа как раз в том, что он-то – роман ненормированный, роман-парадокс, роман-оксюморон. Ну, не должно это читаться взахлеб, как не должен летать шмель по канонам аэродинамики! Текст на треть состоит из шифровок и документов, еще на треть из внутренних монологов, действие, мягко говоря, неторопливо, даже боевые сцены – и те тщательно лишены экспрессии, расписаны по секундам и мышечным группам с холодноватой отстраненностью профессионала... Ан – читается! Забирает! Тот же эффект, что у Лиозновой вышел в "Семнадцати мгновениях весны": великолепный и абсолютно захватывающий фильм, попирающий все законы телекиноприроды: длинноты на длиннотах, закадровых монологов – прорва... а смотришь в десятый раз – и не оторваться. Магия. Алхимия.

Адекватно экранизировать такого рода "противозаконную" прозу – объективно задача чудовищной сложности. Пташук ее решать и не пытался, и был прав по-своему (а не то вышел бы провал, какой и проф. Плейшнеру не снился). Он дотошно и уважительно устроил роману "экстренное потрошение", героически сохранив массивный фабульный скелет, – но удалив все "излишества". Просто вместе с ними ушел и смак. Как и следовало ожидать.