22 мая, под самый занавес Каннского фестиваля, покажут последний фильм конкурсной программы – "Утомленные солнцем 2. Предстояние" Никиты Михалкова. На следующий день решится главный вопрос: уедет ли наш режиссер из Канна с какой-нибудь наградой – и тогда его на родине будет уже не остановить, или он останется ни с чем – и тогда его всевластию в нашем кино придет законный конец.

А в первые дни работы Каннского кинористалища главный ньюсмейкер нашего кино дал в Москве пресс-конференцию, на которой с присущей ему размашистостью оценок заявил, что российская критика, не оценившая должным образом его фильм, для него отныне "умерла и заколочена в гроб". Боюсь, эта "любовь до гроба" взаимна. В результате завершающейся на наших глазах кинематографической драмы под названием "Грандиозный провал "Утомленных солнцем 2"" Михалков для критиков (думается, не только для них) окончательно умер как художник...

Самые первые показы широко разрекламированного фильма, прошедшие под почти единодушные критические залпы (несколько полуобморочных всхлипов от духовно окормляемых Михалковым критикесс не в счет), обнажили суровую, хоть и давно подозреваемую многими правду: "великий фильм о великой войне", затраты на который составили, по разным оценкам, от 50 до 70 миллионов долларов, оказался на самом деле великим рекламным блефом и, в лучшем случае, грандиозным самообманом художника.

Впрочем, у Михалкова получился и не фильм даже, а мешанина из слабо сцепленных между собой и, увы, плохо сыгранных и неважно срежиссированных батальных сцен, поражающих то беззастенчивым цитированием своих коллег – от Элема Климова и Алексея Германа до Джеймса Кэмерона и Квентина Тарантино, то неуместным для фильма о Великой Отечественной войне православным пафосом (и это в насквозь атеистической в те времена стране), то откровенным дурновкусием с вывороченными кишками, обугленными трупами вперемежку с голыми сиськами Нади Михалковой и безымянной немецкой задницей, нагло испражняющейся из люка пикирующего самолета...

Первый уик-энд, собравший в кинозалах 2,6 миллиона долларов, которые могли бы порадовать разве что создателей заурядного ужастика или дурашливой молодежной комедии, стал и первым звоночком, предрекающим грандиозный финансовый дефолт этого экранного колосса, выпущенного оглушительным тиражом 1018 копий. В первую неделю, когда, собственно, решается прокатная судьба фильма, кинозалы оказались заполнены лишь на 5-10 процентов, и это при том, что экраны огромной страны чьей-то могущественной волей были заботливо расчищены от фильмов конкурентов. В итоге за месяц проката "Предстояние", на которое, по разным сведениям, ретивые местные власти в добровольно-принудительном порядке стали загонять школьников, собрало чуть больше 7 миллионов долларов – одну десятую от вложенных в него средств...

Писать об этом бесславном и уже всем очевидном провале горько, больно, обидно и стыдно.

Стыдно за агрессивную многомесячную раскрутку фильма на главных каналах страны и за их не очень, получается, разборчивых руководителей, не умеющих отличить настоящее искусство от дорогостоящей бутафорской поделки.

Стыдно за пиарщиков кинокомпании "Централ Партнершип", в чьих воспаленных умах родился этот бесстыжий рекламный слоган: "Великое кино о великой войне", никак не поддержанный качеством предлагаемого зрелища.

Стыдно за пафосную премьеру "Предстояния" в Кремле, на которой подневольные Михалкову актеры, пряча глаза, твердили заученные слова о великом счастье сниматься у великого режиссера в великом фильме, хотя почти все из них, за исключением, может быть, Евгения Миронова, сыграли в "Предстоянии" свои самые невыразительные, блеклые, во всех смысла слова проходные роли.

Стыдно за руководство банка ВТБ, вбухавшее десятки миллионов долларов в это, как выяснилось, сомнительное предприятие и поспешившее в угаре кремлевской премьеры заявить, что гордится содеянным, а отозвать слова и деньги сегодня уже поздно.

Стыдно за оскандалившихся отборщиков Каннского фестиваля, которые в упор не замечали наши действительно замечательные военные картины последних лет – "Кукушку" Александра Рогожкина, "Свои" Дмитрия Месхиева, "Звезду" Николая Лебедева, а здесь вдруг взяли и повелись на звучное, но не обеспеченное достойным фильмом имя режиссера. И которые почему-то пригласили фильм в конкурс вопреки фестивальному регламенту, который, мягко говоря, не поощряет показ лент, уже "засвеченных" в национальном прокате.

И, наконец, очень горько и обидно за самого Никиту Михалкова, который когда-то – еще каких-нибудь три фильма назад – обладал не великим (это про Сергея Эйзенштейна, Александра Довженко, Андрея Тарковского), но очень своеобразным, тонким, нежным, одухотворенным талантом, однако, похоже, растратил его в суетливых битвах за преуспеяние, за эфемерную власть над коллегами, за лакейское счастье близости к власти кремлевской.

На его месте прямодушный красный комдив Котов после всего произошедшего, думаю, просто бы застрелился. А набожному монархисту Никите Сергеевичу в этой ситуации лучше всего, думаю, было бы по-тихому уйти в монастырь. И там до конца жизни замаливать грех – добровольно загубленный им самим талант.

Но, впрочем, есть у него еще одна возможность достойно выйти из ситуации. Для этого Никите Сергеевичу надо сделать совсем немного. Для начала взять – и добровольно сложить с себя хлопотные полномочия "чрезвычайного председателя" Союза кинематографистов, тем более, что этого давно требуют Александр Сокуров, Алексей Герман, Эльдар Рязанов, Марк Захаров, Марлен Хуциев, Вадим Абдрашитов, Андрей Смирнов и десятки других именитых коллег, справедливо недовольных авторитарным стилем правления, который Михалков насаждает в вольнолюбивой общественной организации.

Затем ему не помешало бы раз и навсегда отказаться от ложной установки на ваяние высокобюджетных блокбастеров, которые были органичны для творческой манеры Сергея Бондарчука, но очевидно противопоказаны интимной, камерной, как мне представляется, художнической манере Никиты Михалкова.

Затем Никите Сергеевичу надо будет постараться на коленях вымолить прощение у оскорбленного им бывшего соавтора и друга, замечательного драматурга Рустама Ибрагимбекова, с которым они сделали не один шедевр, и если прощение, паче чаяния, будет получено, уединиться с ним в тихом месте и написать сценарий. Не на 700, а на 70 страничек. Не в пику Спилбергу или кому-то там еще, а – исключительно для себя, для своей души. Пусть это будет, например, экранизация бунинского "Солнечного удара", о которой Никита Сергеевич взволнованно говорит уже не первый год, но при этом зачем-то снимает нечто грандиозное, дорогое и аляповатое.

А затем дело будет совсем за малым: нужно будет попросить у государства не 50 или 70, а всего 1 (один) миллион долларов. А если государство вдруг заартачится, можно будет заложить в ломбард перстень-другой со своей щедро изукрашенной барской руки. И за месяц, а не за 10 лет, снять на эти скромные деньги изящный, тонкий, пронзительный, волшебный, кружевной фильм – под стать "Неоконченной пьесе", "Пяти вечерам", "Урге", первым "Утомленным солнцем". И тогда в монастырь можно будет и не ходить...

Но вряд ли Никита Сергеевич прислушается к моим, согласен, совершенно бестактным советам. Скорее всего, он, вечный друг президентов, вице-президентов, премьер-министров и просто министров, постарается вымолить, выклянчить, вырвать, выгрызть себе в Канне хоть какую-нибудь фестивальную цацку, чтобы превратить свое сокрушительное творческое поражение на родине в некое подобие международного триумфа.