ВЛАДИМИР МОИСЕЕНКО: МЫ ДЕРЖАЛИ ПРИЦЕЛ НА ОБРАЗ

Журнал "Свой" №1
2010

Нас пригласил Артем Михалков: "Не хотите ли поехать к Никите Сергеевичу в Щепачиху и там две недельки поработать над сценарием?" Мы согласились. Поехали туда на две недели, а в итоге все растянулось на три года.

Я работал над сценарием вместе с Александром Новотоцким. Нас пригласили, когда уже был написан некий текст – в его создании принимали участие Панфилов, Володарский, покойный Тюрин.

Безусловно, работать было очень сложно, потому что сначала приходилось вникать в чужой материал, а потом адаптировать его под наши собственные представления. Но благодаря личности Михалкова работа оказалась безумно интересной. Сначала мы просто переделывали отдельные эпизоды сценария, но потом получилось, что пришлось переписывать практически все. ...

Безусловно, нам пришлось просмотреть очень много документальных материалов. Но есть одно "но". Фильм – это метафора, художественное произведение. Он пропитан фактическим материалом, но совершенно переосмыслен. Поэтому "Предстояние" произвело на меня психоделическое впечатление. В фильме есть какая-то внутренняя гармония – и в этом, безусловно, заслуга Никиты Сергеевича.

Никита Сергеевич обладает уникальной способностью творческой мимикрии. Когда надо быть сценаристом, он сценарист, когда надо быть режиссером – режиссер. Бывали случаи, когда он вызывал нас на площадку и спрашивал: "А что это такое? Что здесь написано? Это же невозможно снимать, это надо переделывать!" Хотя у самого во время работы над сценарием никаких вопросов к данному эпизоду не возникало.

Миссия этого фильма – напомнить о том, что случилось, о том, что наши отцы и деды были великими героями. К сожалению, я не знаю судьбы родителей моей матери, потому что она воспитывалась в детдоме. Дядя отца воевал. У людей моего поколения шестидесятых много родственников, прошедших войну. Память о ней отпечаталась на уровне национального мифа. Мифа о том, что некогда мы противостояли невероятно мощной машине, машине уничтожения. И нашли в себе силы выстоять, и эта машина в итоге сломалась. Дух победителя до сих пор живет в русских людях.

Первая часть фильма адресована прежде всего молодежи. Она не перегружена фактами и персоналиями, зато создан образ совершенно фантастический по силе и механизму своего воздействия на зрителя, а в итоге получается настоящая симфония. При этом не используются сверхмощные компьютерные технологии, как в том же "Аватаре", хотя впечатление наш фильм производит не меньшее.

Вторая часть более драматургична, повествовательна. И в этом есть свой смысл: после образной первой части идет переход к рассказу о жизненных перипетиях.

Все время, пока создавалась картина, у Михалкова в голове был какой-то образ, и он все время держал прицел на него. Писались и батальные сцены, и трэш, и чего там только не было, каких вариантов не возникало. Но благодаря этому хорошо настроенному прицелу мы выруливали на метафоричность, на эмоциональность, и это поражает зрителя больше, чем баталии. Метафоричность может передаваться через какие-то предметы – например, ключи от квартиры, застрявшие на гусенице танка. Недаром любимое выражение Никиты Сергеевича – "Отражение сильнее луча".

Котов – это собирательный образ красного командира, который в свое время попал под раздачу. Сталин с Берией в фильме тоже мифологизированы. Эти персонажи не историчны, они – знаки, символы.

Вся картина – своеобразный исторический миф. Бессмысленно сейчас делать строго документальную ленту, потому что память человеческая хранит в себе все-таки мифологию, а не факты. Память сохраняет эмоции и образы. Документальная хроника пригодилась для проникновения в атмосферу жути, которая творилась в то время. Штрафной батальон – это крайняя степень существования человека на войне, высший пик, точка. Либо победа, либо смерть.