— В чем для Вас разница между теми съемками и нынешними – в "Утомленных солнцем 2"?

— Тут нечего даже сравнивать. На съемках "Утомленных солнцем" я, скажем прямо, смутно понимала смысл всего происходящего – мне было всего шесть лет. Теперь я выросла и героиня моя тоже. Но могу сказать точно: приступая к нынешним съемкам, я и представить себе не могла, что они станут для меня таким потрясающим опытом. Именно в процессе съемок я поняла, что раньше о Великой Отечественной войне не знала ничего!

— Как это? Мы же все изучали историю в школе.

— Да, но это совсем не та история. Я была не самой ленивой ученицей, но Вторая мировая война казалась мне совсем неинтересной. Какие-то бесконечные схемы продвижения армий, направления ударов, карты, цифры... Война в таком изложении представлялась штабной игрой, не более чем искусством главнокомандующего разработать стратегию. Но за время съемок я поняла, насколько это неверное представление.

— С чем же Вы соприкоснулись?

— Во-первых, вся наша съемочная команда посмотрела очень много военной кинохроники, причем настоящей. Ведь сейчас уже не секрет, что часто в пропагандистских целях под видом хроники снимались постановочные сцены с актерами вместо солдат. А мы смотрели хронику без ретуши. Жесткую и откровенную.

А во-вторых – и это главное – не ожидала, что погружение в роль настолько меня перевернет. Мы снимали в деревне под Нижним Новгородом. И все было очень натуралистично. Если по сюжету холодно, то и на площадке 30 градусов мороза. Если это эпизод боя, то все задыхаются от запаха жженой резины, которая имитирует пороховой дым и гарь от сожженной техники. По сценарию моей героине – санитарке Наде – нужно вытащить с поля битвы двух раненых – русского и немца. И вот я лежу в снегу. Вещи мокрые насквозь. Рядом огромный ветродуй (винт от самолета) гонит ледяной воздух. Пурга, вьюга. В варежках – лед, руки не шевелятся. И не покапризничаешь, что устала, потому что съемочный процесс нельзя прерывать. Иногда случалось, что артисты после очередного дубля не могли с земли встать. Тогда нас просто поднимали. Как-то замешкались со сменой кадра и забыли меня поднять. Лежу в снегу, холод потихоньку уходит, становится тепло – засыпаю. Теперь знаю, что чувствуешь перед тем, как замерзнуть. Все почти "по-настоящему". Но я-то все же понимаю, что это на дворе 2008 год. Про меня вспомнили, вытащили из сугроба, отогрели. А когда это не кино, а реальность? Когда, скажем, в сорок четвертом году с поля боя надо было на самом деле вынести раненого? Когда это настоящая война?! И вот я бы точно так же упала без сил. Никто бы не подошел и не спас. Потому что просто некому.

— Как же люди справлялись?

— Я не знаю! Я – здоровый человек, нормально питаюсь, занимаюсь спортом. Специально ходила на курсы в военный госпиталь имени Бурденко – меня там тренировали, учили правильно ползать по-пластунски и волочь человека. И вот на съемках я не смогла вынести солдата с поля боя! Есть особая система: обмотать раненого веревкой, ползти, потому что стреляют, и тащить его за собой. Но я не смогла! Не то, что тащить кого-то, просто не смогла нормально проползти, потому что зарывалась в снег. Моя героиня, правда, со всем справилась – того, что было со мною на самом деле, зрители картины не увидят. ...