В субботу, 17 апреля, состоится премьера долгожданного продолжения "Утомленных солнцем". Накануне этого события, открывающего празднование, приуроченное к 65-летию Великой Победы, кинообозреватель "КП" побеседовал с режиссером картины.

— На данный момент Вы едва ли не единственный человек, кто видел картину. Насколько Вы сами ею довольны?

— Я не могу ее оценивать. Для меня этот фильм больше, чем фильм. На съемках у нас была такая степень проживания, проникновения, погружения в материал, что в некоторые моменты происходило нечто такое, что никак нельзя было предвидеть и запланировать. Вот, скажем, снимаем сцену атаки. Работают шесть камер. У меня из рук выскальзывает влажный автомат и рассекает мне бровь. Чуть глаз мне не выбил! Но мы продолжаем снимать батальную сцену. Дима Дюжев, увидев меня в крови, не выходя из роли, кричит: "Батяня, что с тобой?" Батяней он меня по роли называл. Вот это пилотаж! Он не "что делать?" спросил, а продолжил играть дальше. Вот это настоящая импровизация, настоящий джем-сейшн! Такое ощущение на съемках сейчас редко встречается. И когда оно возникает, это самого дорогого стоит. Или когда у нас мост загорелся и стал просто на глазах сгорать, а сцена не была снята. Две с половиной тысячи народа массовки, ни одна пожарная машина не работает, а мост догорает. Пришлось импровизировать с огромными массами людей. Не думаю, что много блокбастеров снимается, как документальное кино. Такой джем-сейшн, когда идет импровизация, причем импровизация в развитие сюжета, а не по принципу "что получилось, то и хотели". Это возможно только с людьми, для которых стайерская дистанция становится естественной. Потому что быстрые деньги, клиповое мышление – они развратили большое количество людей. Несколько лет назад за два-три дня съемок известный актер мог получить большой гонорар. А вот так, чтобы съемки продолжались месяц, два, год, два, – это довольно серьезное испытание.

— Оператор работал у Вас, как фронтовой хроникер?

— И не один! Их четыре было. От фронтовых операторов они отличались только тем, что на съемках их не убивали.

— Как Вы относитесь к тому, что многие считают Вас "официальным художником"?

— А что значит "официальный художник"?

— Ну, скажем, премьера Вашей картины проходит не где-нибудь, а в Кремле...

— Премьера в Кремле – это часть программы празднования 65-летия Победы.

— Я и говорю: Ваш фильм стал частью официальной программы празднования.

— А чего в этом плохого? А почему нет-то? Я думаю, что, если бы Алексею Герману предложили провести в Кремле премьеру его картины "Трудно быть Богом", он бы тоже не отказался. Где ты еще увидишь свою картину на 30-метровом экране, в зале на пять тысяч человек с потрясающим долби-стерео?..

— В общем, Вы не считаете себя "официальным художником".

— Я просто не понимаю, что это такое. Вот Верещагин был официальным художником. Мой прадед Суриков был официальным художником. Это тот, кто находится на службе у государства?

— Тот, кто транслирует некую государственную идею.

— А я транслирую свои идеи!

— Ваши идеи счастливым образом совпали с государственными.

— Ну, и слава Богу! Главное, чтобы было не наоборот. ...

— Вот едва ли не все интернет-сообщество накинулось на рекламные плакаты к "Утомленным солнцем 2". Уверен, произошло это потому, что они увидели в этом некий новый официоз. Рекламный слоган "Великое кино о великой войне" каждый потрудился переписать в меру собственного остроумия и испорченности. Впрочем, мне сказали, что Вы с юмором отнеслись ко всей этой истории.

— А как можно по-другому к ней относиться? Если люди так самовыражаются...

— Но там есть очень грубые вещи.

— Да и Бог с ними! Они что, меня обижают? Меня воспитывала мама, которая говорила: "Никогда не обижайся! Не доставляй удовольствия тому, кто хотел тебя обидеть". А если обидели случайно, то можно и простить. Это воля каждого. Проблема вот в чем. По большому счету ты абсолютно вправе не объяснять, за что ты любишь человека. Но ты обязан объяснять, за что ты его не любишь. Я пока не нашел ни одного объяснения, кроме того, что "он – барин"... И что? "Да он совсем сошел с ума!" Объясните, в чем это заключается! Нет, "он просто сошел с ума"!

— Я думаю, что, к примеру, Тимур Бекмамбетов был бы ужасно доволен такой неожиданной рекламной акцией. Наверняка сам бы постарался что-то подобное придумать. Кажется, это называется "вирусный маркетинг".

— А у меня, честно говоря, нет оснований абсолютно быть уверенным в том, что все это не дело рук прокатчика фильма. Только мне не сказали, чтобы не обижался. По большому счету такая "реклама" стоит огромных денег. В ней есть и драйв, и режиссура хорошая. А вообще это смешная и трогательная история... Понимаете, это намного лучше, когда зависть, злоба, неудовлетворенность выражаются именно так, нежели когда они, не имея возможности выплеснуться, копятся и взрываются потом неизвестно где – либо в самом человеке, либо в обществе. Они высказывают свою точку зрения. Они убеждены, что весь мир их услышал: "Вот я ему дал! Вот он сейчас всю ночь спать не будет!" Замечательно! Пусть они живут в этой иллюзии. Они освободились внутренне. Другой разговор, что ничего созидательного в этих нападках нет.

— Насколько я понимаю, сообщение о том, что Вы хотели подать на них в суд, не соответствует действительности?

— Ну, конечно. Они сами все это придумали, чтобы потом написать в очередном блоге: "Михалков отказался подавать на нас в суд". И так до бесконечности.

— Слоган "великий фильм о великой войне" тоже многих возмутил.

— Е-мое! А название "Самый лучший фильм" никого не возмутило?

— Ну, Вы сравнили...

— О'кей, шутка. А когда по всем каналам крутили без остановки, что "Ирония судьбы 2" – главное кинособытие года? Это никого не возмутило?

— Ну, это же чисто коммерческий был проект. Никто и не делал вид, что это большое искусство. К Михалкову совершенно другие требования.

— Да дело не в этом. Вот Вы выращиваете дыни, да? А я у Вас эти дыни покупаю, чтобы продавать их потом на рынке. Вот я дыни у Вас купил, пошел на базар и кричу: "Самые вонючие дыни! Подходи, народ, кому гнилые дыни?" Да что они, идиоты, что ли? Было бы нелепо, если бы прокатчик покупал у меня картину за такие деньги и не считал ее великой! Они так считают. Я в этом отношении спокоен, как пульс покойника.

— Общее мнение, однако же, таково, что Вы должны были предпочесть какой-то более скромный вариант. Тогда все были бы счастливы.

— Я что, идиот, что ли? Почему я должен быть скромнее, когда нужно возвращать огромные деньги, которые мы потратили на картину? В чем скромность, вашу мать, мне интересно? "Ах, это нескромно!" "Да пошли Вы в жопу! – говорю я таким скромникам. – Вы поработайте так, как мы, по 18 часов в течение 8 лет, а потом говорите про скромность!" Или возьмите и сделайте лучше нас. Возьмите и сделайте, а я с удовольствием потом прочту, как Вас будут за это поливать в Интернете! ...

— Одна из сверхзадач Вашей картины – дать по мозгам зажравшейся московской тусовке?

— Господь с Вами, это слишком дорогое удовольствие! В этой картине заложены энергия и труд тысячи людей, дышавших в унисон в течение 8 лет, не почувствовать это невозможно. Это я Вам гарантирую. Картина может нравиться или не нравиться, но этим в ней все пропитано. Хочешь услышать и увидеть – услышишь и увидишь. Не хочешь – можешь встать и уйти. Дело не в том, что мне наплевать, нет, мне очень важно, чтобы люди, посмотрев картину, просто тормознули на секундочку.

— Подавились попкорном?

— Нет, просто тормознули и включили свет. Умылись с утра. На секунду оглянулись вокруг себя. На секунду. Это их исправит? Да нет, вечером все пойдет так же. Но не может человеческое горе, если ты в него погружаешься, не отозваться в человеческом существе, не должно быть так! Повторяю, я не хочу никого менять, но мне очень важно, чтобы зрители на одну секунду тормознули: ой-ой-ой, как же жутко было на той войне! Притом, что я никого не пугаю в этой картине. В ней нет ужасов, в ней есть быт войны. И мне бы очень хотелось, вот если бы Господь управил, чтобы на мгновение у зрителей возникла мысль: а зачем эти люди там все полегли? За что? Ведь если бы им, до того как их всех перебили, показали сегодняшнюю нашу пошлую жизнь, хрен бы они стали за все это воевать. Вы так не думаете?