... Когда режиссер Денис Евстигнеев задумал в трагической истории "Семи Симеонов" (фильм "Мама") показать не меньше чем Россию, то в роли матери, которая своей любовью всех объединяет, согревает, казнит и милует, ранит и врачует, видел только Мордюкову... С ним и поговорим о Мордюковой – о том, как укрощают стихию.

РГ: Если бы Вам предложили охарактеризовать Нонну Мордюкову одним словом – каким бы оно было?

ЕВСТИГНЕЕВ: Первое, что приходит в голову: природа. Не в смысле: актерская природа, а – природа! Ветер, стихия, горы, равнины... Вот такие категории.

РГ: Как Вам, совсем молодому тогда режиссеру, достало отваги пригласить ее на съемки?

ЕВСТИГНЕЕВ:Я не знаю, как решился на это. Наверное, сработало молодое хамство. Задачу облегчало и присутствие Кости Эрнста, с которым мы тогда делали для ТВ "Русский проект". И не было дороги назад, надо было решаться – я набрался мужества и набрал номер. Мне надо было уговорить ее сниматься не просто в фильме, а в полутораминутном! Ее, которая играла огромные роли в классических картинах! И на это у меня была только одна попытка – второй быть уже не могло. ...

РГ: И она уже без особых колебаний согласилась сниматься в "Маме"?

ЕВСТИГНЕЕВ: А этот проект был сразу ориентирован на нее. Она даже принимала участие и в поиске денег для фильма, и в доводке сценария. Конечно, были у нас и трения, причем серьезные. Мы спорили, бесконечно переписывали сценарий, она что-то предлагала – и мы это в сценарий вводили, с чем-то была не согласна – и мы это убирали... Но все это – до съемок. Она высокий профессионал и знает, что можно сколько угодно ссориться, орать друг на друга, но после команды "Мотор!" она становится актрисой, а я – режиссером.

РГ: Трудный в работе человек?

ЕВСТИГНЕЕВ: Это личность громадного масштаба, особая вселенная. И при подлете к этой вселенной надо учитывать ее гравитацию. А гравитация мощная, энергетика невероятная. Вообще, я считаю, общаться с мальчиком, олигархом или великой актрисой надо одинаково. Не сюсюкать с мальчиком, не становиться на четыре лапы перед олигархом, не говорить актрисе каждую секунду, как она гениальна. Поэтому у нас сложились нормальные отношения. И у ребят-актеров, с которыми она снималась, она сразу поставила себя так, что это были отношения равные. Она их допустила до себя, и они почувствовали раскрепощение. Шутили с ней, как-то ее обзывали и очень ее полюбили.

РГ: А можно представить себе Мордюкову, которая послушно повторяет кем-то написанный текст? Со стороны ощущение, что это спонтанно текущая жизнь, фиксируемая кинокамерой.

ЕВСТИГНЕЕВ: Текст она делает своим, заполняет его собой без зазоров. Но любой текст – ничто в сравнении с тем, что она может показать без слов. Она "подминает" под себя все сценарии, и задача режиссера в том, чтобы получилось нечто цельное. Но Вы правы: нужно ее отпускать на свободу, потому что самое ценное, что можно получить, пригласив такую актрису, – это сполна воспользоваться ее мощью.

РГ: Были случаи, когда предложенное ею оказывалось крупнее и лучше задуманного?

ЕВСТИГНЕЕВ: Конечно. И еще были моменты, когда сыгранное ею превращало меня из режиссера в зрителя. Что, кстати, вредно для дела: режиссер должен в любой момент сохранять некую отстраненность и контролировать происходящее – как камера движется, как кадр выстроен... Но я ничего не мог с собой поделать: она играла – и все вокруг куда-то уходило, и я перед своим режиссерским монитором становился просто восхищенным зрителем. ...

РГ: Когда Вы снимали дубли, Мордюкова каждый раз в точности повторяла заданный рисунок?

ЕВСТИГНЕЕВ: Она всегда была разной, но при этом самый первый дубль почти всегда был и самым лучшим. Там работала ее безошибочная интуиция, а дальше уже вступали в действие мои глупые указания. И это было хуже.

РГ: Традиционная просьба: расскажите случай, который открыл бы ее с новой стороны...

ЕВСТИГНЕЕВ: Это всегда трудно: кино – не цепь событий, а целая жизнь, монолит, не расчленяемый на эпизоды. Поэтому займусь плагиатом и воспользуюсь рассказом художника Паши Каплевича. На "Мосфильме" они с Мордюковой примеряли огромную заячью шубу, такую тяжелую и неповоротливую, что Нонна Викторовна выронила сценарий, который был у нее в руке. И немедленно, как положено по актерскому суеверному закону, на него села. И только потом сняла шубу.

РГ: Я имел в виду необязательно смешной случай. Просто в общении с человеком всегда открываешь в нем нечто неожиданное.

ЕВСТИГНЕЕВ: Сказать по правде, от нее я ожидал всего. А открытием было то, что при всей своей стихийности она очень дисциплинированный человек. И все ее боялись как огня.

РГ: Почему?

ЕВСТИГНЕЕВ: Да потому что такая глыба. Такая великая актриса. С непростым характером. Она может отбрить хорошо, может сказануть хорошо, может позволить себе резкий поступок – но всегда по делу. Наш оператор Павел Лебешев, ее друг еще с фильма "Родня", часто помогал поправить ситуацию. У них отношения простые: она ему – Пашка, он ей – Нонка! ...