КАК ИЗ БЕЛАРУСИ "УВЕЛИ" ФИЛЬМ "В АВГУСТЕ 44-ГО"

"Белорусская деловая газета" №878
29.11.2000
Сергей Шапран

(Читайте начало статьи в "БДГ" от 22.11.2000)

Сегодня заканчивает работу VII Международный кинофестиваль стран СНГ и Балтии "Лiстапад". Вечером, во время заключительной церемонии, что называется, всем сестрам раздадут по серьгам, но, очевидно, в отсутствие Александра Сосновского, теперь уже бывшего министра культуры Беларуси.

ОТ РЕДАКЦИИ

Г-н Сосновский отправлен Президентом в отставку "за неудовлетворительное руководство данным министерством, серьезные упущения в организации работы". На первый взгляд, несвоевременное увольнение (хотя разговоры о возможной отставке министра ходили давно). Президент не мог не помнить, что еще не закончился кинофестиваль, соучредителем которого является Минкультуры РБ и на открытии которого выступал в том числе и г-н Сосновский. В принципе Александр Григорьевич мог бы подождать три дня и таким образом позволить Александру Владимировичу закрыть кинофорум. Однако на столь решительный шаг Лукашенко мог пойти потому, что чаша терпения была переполнена.

По нашей информации, Минкультуры уже давно проверяла специальная комиссия. Выводы были неутешительные. Достаточно вспомнить о силовом решении вопроса с "Вольнай сцэнай" и Валерием Мазынским. О том, что сегодня Купаловскому театру исполняется 80 лет, однако нет даже достойного "юбилейного репертуара"! Театральное искусство в Беларуси вообще находится в роли падчерицы. А тут еще достоянием гласности стали неприглядные подробности истории создания картины М. Пташука, непосредственное отношение к которой имеет опять же Минкультуры РБ. И еще накануне Владимир Богомолов запретил использовать название романа "Момент истины" и указывать в титрах свое имя. Очевидно, эта история не получила бы широкой огласки, не начни "БДГ" публикацию дневниковых записей Владимира Осиповича, имевшую резонанс не только в кинематографической среде и в ряде белорусских и российских СМИ, но и во властных структурах. Вероятно, именно это обстоятельство и вынудило Лукашенко пойти на отставку министра. И случайно ли, но именно в этот день нашему изданию было отказано в аккредитации на церемонии торжественного закрытия кинофестиваля.

Впрочем, публикация дневниковых записей писателя не закончена. И мы вновь предоставляем слово Владимиру Богомолову.


ОТ ПЕРВОГО ЛИЦА


— ...Я далек от мысли, что Пташук сам выдавал себя за родственника Президента Беларуси. Эти люди, то-есть Семаго и Пташук, действовали методом "перекрестного опыления". Пташук в десятке интервью, в том числе и в "БДГ", включал дурака читателям относительно всемогущества Семаго, чуть ли не ногой открывающего двери в кабинеты Е. Примакова, С. Степашина, В. Путина и В. Матвиенко. В сознание людей массированно "забивался" образ Мецената-миллионера, Благодетеля и Спасителя белорусской кинематографии, хотя Пташук не мог не знать, что Семаго расходует средства, полученные из российского бюджета, а если добавляет частично свои личные деньги, то исключительно "по займу" – так указано в документах! – имея гарантии от государства, что все до единой копейки ему будет возвращено. В это же время "шестерки" Семаго в московских офисах рассказывали сказки о режиссере Михаиле Пташуке, об особом отношении к нему Президента Беларуси и о мнимом родстве. Эти же прислужники, когда Семаго уезжал в Минск, по крайней мере в двух случаях доверительно сообщали, что он убыл "на переговоры с Лукашенко" (?!). Такое аферное публичное лицедейство продолжалось до февраля с.г., когда по готовому материалу картину не только не включили в конкурсную программу Каннского фестиваля, но даже не взяли для информационного показа, что по канонам мирового кинематографа означает полный отлуп. Именно в феврале с.г. кончились эйфория и безудержное хвастливое словоблудие. Возомнившему себя Кинематографистом Семаго профессионалы уже после отлупа с Каннами разъяснили, что материал слабый, что он поставил не на ту лошадку, после чего пришедший в ярость Семаго стал требовать отстранения Пташука от постановки, образно говоря, начал бить его ногами в лицо. И продолжалась эта разборка более двух месяцев, причем в это время ко мне, предварительно прислав кассеты с идентичным материалом первой сборки фильма (с черновой фонограммой), трижды обращались люди из Госкино РФ и от Семаго, убеждая меня дать телеграмму Президенту Беларуси с требованием отстранения Пташука, что делать я, естественно, категорически отказался.

Что же было в моих замечаниях, оказавшихся пусковым импульсом для развернутой против меня Пташуком и Семаго год назад информационной войны, точнее, так называемого черного пиара, с организацией в белорусской прессе пяти публикаций, содержащих пасквильные оскорбительные измышления в мой адрес, и отправкой из Минска в Москву клеветнической анонимки?.. В газетах – со слов режиссера – все свелось к тому, что я выступил против яркого света фар и против касок на головах солдат. Но вот лишь малая часть того, что содержалось в моих заметках по двум первым кассетам:

"Солдаты костюмно не декорированы, на всех добротное новое обмундирование... Ни пожилых или зрелого возраста солдат, ни знаков отличия, кроме двух одиноких медалей, ни нашивок за ранения, ни выгоревшего, поношенного и даже с заплатами обмундирования... Прилегающая к дороге местность какими-либо приметами, знаками, следами войны совершенно не декорирована. Нет даже попытки воссоздать атмосферу войны, и это при изображении земли Белоруссии, по которой колесо войны дважды прокатилось со всей чудовищной тяжестью". "Актеры взвинчены и рвут страсти в клочья...". "Непонятно, зачем на всех героев надели портупеи. Их не выдавали и не изготавливали так же, как и форменные фуражки, с начала войны, и в сорок четвертом они были большой редкостью, особенно в действующей армии, и потому являлись броской приметой, а это героям фильма совсем не нужно, более того, не приемлемо! Для чего на всех трех героев надели портупеи? Для того, чтобы этой униформой они выделялись и окружающие сразу понимали, что это – люди одной группы? Тут все доведено до абсурда... В большинстве эпизодов не виден художник-постановщик, кадры не организованы и не наполнены изобразительно. Нет работающего второго плана и нет работы с массовкой – их никто не озадачил, и они ведут себя как истуканы: у массовки и у эпизодических персонажей отсутствует физическое действие... Удручает огромное количество однообразных дублей – есть и десятый, и даже шестнадцатый, словно девиз на съемочной площадке: "Пленки не жалеть!"". "Возникает ощущение, что режиссер не осваивает предварительно эпизод, не готовит его, не продумывает в деталях, убежденный, что импровизация вывезет, а она, как свидетельствует материал, не вывозит. Возникает ощущение, что Михаил Николаевич на съемочной площадке одинок, что на картине нет ни второго режиссера, ни ассистентов, ни художника-постановщика. Отсюда отсутствие изобразительного наполнения кадра работающими визуальными деталями...". "В этой кассете, как и в первой, – отсутствие физического действия у массовки и эпизодических персонажей... И опять нет атмосферы войны, нет воздуха времени, а есть игра в войну, игра в солдатики...".

Дело было, конечно, не в свете фар и не в касках, а в безмыслии режиссера, в непростительном занижении критериев художественности и в попытках нелепого, беспомощного подражания американскому кинематографу.

В эпизоде на фронтовом продскладе, проходя по территории, старший группы капитан Алехин более десятка совершенно незнакомых ему таскающих мешки солдат хватал за руки, хлопал по спинам, по плечам, по бедрам, словно у него задача – коснуться каждого. Мы это уже видели в двух американских фильмах, где персонажи: в одном случае сержант морской пехоты США, а в другом – то ли помощник начальника тюрьмы, то ли старший надзиратель точно так же лапали встречных мужчин. Но там позднее выяснилось, что они – гомосексуалисты, и все становилось понятно. Однако какое отношение подобная педерастическая жестикуляция может иметь к "совместному белорусско-российскому кинофильму" о работе военной контрразведки в годы войны? Ни в романе, ни в литературном сценарии нетрадиционной сексуальной ориентацией даже не пахло. Судя по всему, Пташук и сразу ставший активным сорежиссером Семаго решили, что наличие гомосексуалиста поднимет интерес к картине на Западе и увеличит шансы фильма на получение как главного приза в Каннах, так и "Оскаров" за океаном.

С появлением Семаго, тотчас начавшего оплодотворять режиссера "творческими" идеями, стали трансформироваться и образы героев. Характеризируя того же Алехина, Пташук в своем интервью сказал: "Алехин – умница, настоящий русский интеллигент" ("ЛiМ", 02.04.1999 г.). А вот каким спустя четыре месяца в отснятом материале оказался этот самый герой: не совершившего никакого преступления шофера Борискина "настоящий русский интеллигент" с силой хватает за грудки, за шею, за лицо, за голову, прижимает к стене. Непотребность этого эпизода была прежде всего в том, что Борискин на семь воинских званий ниже применяющего к нему силу Алехина и потому не может, не имеет права на силу отвечать силой. Амикошонство и наглость Алехин демонстрирует и в обращении с начальником фронтового склада, пожилым майором. Имеющего ранения и награды, старшего по званию офицера Алехин хватает, хлопает по плечу, держит за спину, грубо наезжает на него и прижимает к стене. Ничем не провинившегося, годящегося ему в отцы человека "умница, настоящий русский интеллигент" хватает и прессует, как омоновец азербайджанца на современном подмосковном рынке.

И Пташук, и Семаго явно впечатлены американским кичевым кинематографом, где в сотнях фильмов сержанты и лейтенанты полиции применяют силу и бьют, хватают за лицо, применяют болевые приемы и всячески прессуют и негров, и латиноамериканцев, и белых. Однако в США подобным образом полицейская низовка обращается с уголовниками: с убийцами, грабителями, наркоторговцами, сутенерами, т.е. с людьми, знающими, что от этого сержанта или лейтенанта по американскому законодательству зачастую зависит, сядет преступник в тюрьму или же, выдав необходимую полиции информацию, по закону о сотрудничестве с властями – сотрудничеству, оформленному в данном случае рапортом полицейского, останется на свободе.

Полицейские в американских фильмах мордуют уголовных преступников, а "умница, настоящий русский интеллигент" Алехин – ничем не провинившихся военнослужащих, участников войны. Здесь и в других эпизодах недоумие режиссера опускает сугубо положительный образ даже не до нуля, а в минус – в откровенный негатив.

Безмыслие режиссера усугубилось проворачиваемой им по инициативе Семаго аферой с телесериалом, смонтированным нелегально из отснятого для кинокартины материала. Договором между Минкультом РБ и мною как сценаристом предусмотрено только создание кинофильма "продолжительностью 2 часа экранного времени". Создание телесериала и видеопродукции договором не предусмотрено. Это противозаконно, однако Семаго предложил Пташуку такой сериал тайком смонтировать, чтобы, присвоив, использовать его самим, без участия государственных структур Беларуси и России. И Пташук контрафактный четырехчасовой телесериал, судя по имеющейся информации, сделал, что, безусловно, является умышленным воровством. Все это звучит дико и неправдоподобно, но об этом проговорился на "Мосфильме" сотрудник В. Семаго и подтвердили монтажницы студии. Режиссер, у которого еще в первой сборке (с черновой фонограммой) был во многом утерян смысл происходящего, при одновременном параллельном монтаже кинофильма и телесериала запутался окончательно.

В интервью газете "Рэспублiка" (30.09.2000 г.) Пташук представляет себя читателям верующим "человеком, воспитанным в православной христианской традиции". Режиссер, очевидно, не слышал и не знает, что для истинно верующих как врать, так и воровать – пусть и у родного государства – великий грех! Не меньший грех и клятвопреступная ложь. Когда 11 июля с. г. позвонившему мне Пташуку я сказал о сделанном тайно телесериале, он взволнованно заявил: "Клянусь памятью покойной мамы, что телесериал мы не делаем и не собираемся!". Также пытался включить мне дурака – в письме от 23 августа с. г. на форменном бланке Минкультуры РБ – и занимающий высокую должность Ю.Н. Цветков: "...сообщаем, что Министерство культуры Республики Беларусь не вело никаких переговоров и не заключало договоры на создание телевизионного мини-сериала". И ведь действительно "не вело" и "не заключало", а четырехчасовой телевизионный минисериал, по перепроверенной информации, еще летом втихую сделали, и Семаго уже предлагает его для продажи.

Удивительно, что, судя по всему, в Минске еще не осознали, что созданные на деньги из белорусского и российского напряженных государственных бюджетов кинофильм и телевизионный минисериал В. Семаго, завладевший всеми исходными материалами, из республики уже "увел". И вернуть их вряд ли возможно. Как говорят в Москве: "Где Семаго раз пройдет, там и травка не растет".

(Читайте продолжение в статье "БДГ" от 12.12.2000)