ВЛАДИМИР БОГОМОЛОВ: УМИРАЛ ТРИЖДЫ

"Российская газета" №3379
14.01.2004
Николай Черкашин

Эти заметки не предназначались для печати. Я вел их для себя, полагая, что когда-нибудь придет время и загадочный писатель Владимир Богомолов снимет запрет на свои публичные выступления, интервью, беседы. Это время пришло намного раньше, чем я ожидал...

25 декабря состоялся наш последний разговор по телефону. Владимир Осипович впервые стал жаловаться на здоровье.

— Вот два пальца на правой руке парализовало... Наверное, остеохондроз. Писать не могу... Да тут еще хрусталик пересаженный бликует...

— Да... Вы, как крейсер "Варяг", – то один удар, то другой...

Сравнение ему понравилось... Усмехнулся:

— Пожалуй, что так...

Думалось, что пальцы отойдут. Но это был грозный симптом смертельного недуга...

МОМЕНТ ИСТИНЫ

Нынешний Новый год Владимир Богомолов встретил в морге. Напророчил бы ему кто такое – никто бы не поверил. Звонил ему в канун праздника, слышал в трубке, как всегда, бодрый, энергичный, напористый голос... И вдруг – внезапная смерть: в ночь на 30 декабря. Он умер во сне. Говорят, легкая смерть, такую Бог дает хорошему человеку. Но Новый год в морге... Жутко. Правда, в его жизни бывали вещи и пострашнее...

— Осенью сорок первого я пятнадцатилетним пацаном (добавил себе два года) ушел на Калининский фронт. С трехлинейкой. Попали мы под минометный обстрел. Октябрь. Мерзлая пашня. Нас накрыло прицельным залпом – сразу одиннадцать убитых. Рядом лежит боец, ему осколком вспороло сквозь шинель живот, и он собирает, впихивает в себя кишки. Я – пацан, мне страшно. Ищу глазами командира. Только он знает, что делать. Приподнял голову – лейтенант лежит впереди меня, ползу к нему поближе и вижу: полчерепа снесено. Что делать? Вот когда страшно-то стало...

Страшно ему стало и тогда, когда он увидел рукопись своего романа "Момент истины" после цензора. Но об этом отдельный рассказ.

Все дни до похорон я заново перечитывал его книги. Читал и слышал его голос, видел его отстраненно, уходящего в глубину времени, будто нырнувшего в бездну.

Так отчитывают покойников, читая вслух Псалтырь.

"Момент истины", "Иван", "Зося", "Первая любовь", "Сердца моего боль", "В кригере"...

* * *

""Момент истины" – самый знаменитый в истории отечественной литературы роман о работе контрразведки во время Великой Отечественной войны" – предварило одно из издательств роман Богомолова. Это так и не так. Не так, потому что это роман не столько о контрразведке и розыскниках, сколько о человеческом разуме и человеческой душе...

— Запалом для романа, – рассказывал Владимир Осипович, – стала книга по истории разведки, выпущенная издательством "Прогресс" для служебного пользования. В ней западные оценки: самая сильная в мире разведка в годы Второй мировой войны была английская, а самая сильная контрразведка – советская. Запало в душу. Стал работать, искать, читать...

...Потом, когда роман был закончен и отправлен в пресс-службу КГБ, Богомолов испытал сильнейший шок. Рукопись вернулась с Лубянки вся исчерканная. Читали ее девять спецов, и у каждого была своя правка, свои замечания. Надо было ее спасать. И тогда он обратился к одному высокопоставленному партийному чиновнику в ЦК КПСС. Это был некто Кравченко.

— Он был мужем моей редакторши из "Художественной литературы". Должность его – заместитель начальника отдела культуры по кинематографу. Он сам мне позвонил, сразу "на ты", ну, он старше меня годами был, человек прямой и решительный. "Я, – говорит, – этих хмырей на дух не переношу". И это он мне говорит по телефону из своего кабинета на Старой площади!

Я привез ему рукопись. Он говорит: "Дай мне две недели, прочту, сам позвоню". Но позвонил через пару дней – в понедельник. "Ну, я прочел – приезжай!" Я приехал к двенадцати часам. Он спрашивает: "Какие трудности? Кто там у тебя в оппонентах числится?" – "Пресс-бюро КГБ". – "Ну, ты пока не уходи, сейчас Альберт Беляев уйдет на совещание, и я с его "вертушки" позвоню. Там в КГБ есть один умный генерал, и я хочу с ним поговорить". Прошли мы с ним в кабинет Беляева через секретаршу, и он звонит генерал-майору Бобкову, который был начальником управления. "Филипп Денисович, какое право возымели Ваши сотрудники править стиль Богомолова?! Все его вещи переведены на десятки языков! Два его рассказа входят в программы средней школы! И вот передо мной его новая рукопись, и я вижу, как Ваши сотрудники – разными почерками – правили ему стиль. На каком основании?" В общем, мне понравилось, как он на него наехал... Пресс-бюро КГБ ходило тогда под генералом Пирожковым. Ну, тот полное... Кравченко говорит мне: "В КГБ вся информация проходит мгновенно. Через полчаса все люди, причастные к экспертно-консультационному чтению, будут знать, что звонили со Старой площади и что в ЦК недовольны их работой".

Тем не менее этот звонок не помог мне избавиться от претензий пресс-бюро КГБ. Они как бы их отозвали, но потом дословно вместе с опечатками перекинули главному военному цензору генерал-майору Болдыреву Ивану Тимофеевичу. Хороший человек. Дочь, говорят, у него убили... Да... Единственным его советом было: "Ну, что такое "Момент истины"? У тебя что-нибудь еще есть? "В августе сорок четвертого"? Ну, это прекрасно! Все ясно, по существу, определен период времени"...

Я четырнадцать с половиной месяцев ходил по этим жутким конторам – Главпур, пресс-бюро КГБ, в военную цензуру, как на работу. Потом, спустя много времени, стал собирать все, что касалось прохождения романа и экранизации его "по инстанциям". Резолюции, заключения... Они не были секретными, мне присылали их ксерокопии из архива ФСБ, не все, конечно. Но однажды я получил прелюбопытный документ: письмо генерального директора Мосфильма Николая Трофимовича Сизова на имя председателя КГБ Андропова с просьбой обеспечить высококвалифицированное консультирование картины "В августе сорок четвертого". И вот читаю его резолюцию, адресованную генералу Пирожкову, под которым ходило пресс-бюро КГБ: "Тов. Пирожкову В.П. Нужен ли такой фильм?" Поверить во все это, особенно сегодня, когда вышло более ста изданий "Момента истины" на 37 языках, трудно. Но это так. Более того, позвонил мне как-то Кравченко, и, зная, что я собираюсь писать мемуары, собираю резолюции на рукопись романа, дословно процитировал свой разговор с Андроповым. Это звучало так: "Автор обожает розыскников, и не нравиться они не могут. Они профессиональны, достоверны и несравненно привлекательнее Верховного Главнокомандующего и его окружения. В результате возникает противопоставление младших офицеров старшим. Роман получил признание. А вот надо ли тиражировать это противопоставление средствами самого массового вида искусства – я не уверен. Я Вам не говорю "нет". Я Вам высказываю свои соображения". Что его еще смущало: "Если Сталина все так боялись, как показано в романе, то как он мог руководить войсками и выиграть войну? Начальство – перепуганное, задерганное и малокомпетентное. Оно готово наделать глупостей... Более того, разные виды разведки показаны в соперничестве. У нас в годы войны была полная согласованность действий". Короче, с таким мнением шефа КГБ "Мосфильм", разумеется, консультантов не получил. А картина в запуске. Надо снимать. Тогда Сизов пишет еще два письма на имя Андропова.

Очень жаль, что все эти хлопоты ушли в пустоту.

Мне фатально не везло с режиссерами. Я имел дело с четырьмя режиссерами, двое из них были очень известными, это Тарковский и Жалакявичус... Никто из них даже часа в армии не служил. Они не понимают этого. Они не знают этого. А главное, и слушать-то ничего не хотят... Что сейчас надо режиссерам – экшн, действие. И уже не важно, какая мысль за ним стоит, главное – поток событий, поворотов, наворотов... Так редко можно встретить в кино толкового человека. Вот этот парень, артист Евгений Миронов, это единственный актер в моей жизни, хотя мне пришлось иметь дело со многими его собратьями по искусству, повторю – единственный, который приехал ко мне перед началом съемок. И привез мне 76 вопросов, которые у него возникли при ознакомлении с режиссерским сценарием. Мы просидели с ним более трех часов. Это была хорошая штука – беседа автора с актером. Наверное, я чем-то помог ему. Вообще главные герои подобраны замечательно. Но фильм-то снят о другом!

Пташук снял то, что я никогда не писал. Для него Великая Отечественная война – всего лишь продолжение гражданской войны. Более того, он утверждал, что будто бы Мищенко, лучшему разведчику абвера, благодарные земляки поставили памятник на Дону – в Сальском районе. Я позвонил в Ростов, в отдел культуры, и поинтересовался, есть ли такой памятник. Женщина, зав отделом, долго искала, есть ли такой памятник. Потом призналась: "Я все списки Героев Советского Союза просмотрела, но Мищенко нигде нет". Я не стал ей говорить, что речь идет не о нашем Герое, а о лучшем разведчике абвера, иначе бы она меня обматерила.

Финал завалили. Многие несуразности переснимать не стали. Экономили деньги. Режиссеров по массовке не было. Они всем там истуканят. Солдаты стоят столбами. Жизни, правды, мысли нет. Главный герой – мысль, поиск момента истины, а не шпионов.

Снял свое имя из титров. Не мой сценарий. ...