ЕВГЕНИЙ МИРОНОВ: Я ХОЧУ ПОПАСТЬ НА ВИЛЫ

Газета "Известия"
11.04.2008
Елена Ямпольская

Мы разговариваем с Евгением сразу же после просмотра первой серии "Апостола". Этот человек в роли одного близнеца только что пел хулиганскую песню "Отец мой – Ленин, а мать – Надежда Крупская, а дед мой был Калинин Михаил". Потом он изображал второго брата, интеллигентного и тихого, и щурился, снимая очки с искажающими взгляд стеклами.

— Простите, Евгений, но Вы действительно носили очки с линзами минус пять диоптрий?


— Да, они были настоящими. Я ничего в них не мог видеть.

— У Вас было такое растерянное лицо, когда Вы их снимали...

— Да, так и было задумано.

Сериал, начавшийся в понедельник на Первом канале, делался долго и трудно. Продюсеры упорно не хотели снимать зиму летом. Пригоняли танки, увозили команду в Тунис, Францию, Чехию и Белоруссию. Самым "безобидным" (с финансовой точки зрения) в этом ряду выглядит Подмосковный Серпухов. История, ради которой приносились такие жертвы, повествует о человеке, который работает сельским учителем, любит жену, растит приемного ребенка. Однажды к нему в жизнь вламывается власть и отправляет на задание, потому что его брат-близнец стал диверсантом. Если персонаж Миронова не заменит брата и не внедрится в немецкую разведшколу, пострадают его жена и приемный сын.

— Похоже, Евгений, что у Вашего героя выбора не было. А Вы сами оказывались в подобной ситуации?


— Я думаю, что каждый человек бывает в ситуации, когда ему кажется, что выбора нет. Рецепты выхода из этого состояния разные. Так, чтобы меня отчаяние прямо вот так... (Проводит рукой по шее.) Ну, бывало и такое. Последний год для меня был очень и очень сложным. Резко изменилась жизнь. Я сейчас занимаюсь непривычными для меня проблемами и делами. И строительством, и новым театром, и оригинальной идеей театрального пространства... Я хожу по кабинетам. И все это – такой сон для меня, что я до конца в нем не разобрался. Бывали ситуации, когда казалось, что отчаянию наступает предел, хотелось скорее принять какое-то решение. Но тем не менее – раз! – всегда что-то снова давало мне шанс. Шанс выйти из этого состояния. У меня ощущение, что мне кто-то помогает. И люди, и вообще что-то свыше.

— Такая занятость приводит к тому, что множество вещей откладывается в долгий ящик. Что в Вашем долгом ящике? Что бы Вы сделали, если бы появилась свободная неделя?

— Про неделю не хочу говорить. За неделю ничего нельзя сделать. Только уехать куда-нибудь...

— И просто валяться?

— Да, и поваляться. Но я не могу сказать, что у меня много планов отодвигалось. Есть только один долгосрочный план. Я очень хотел бы снять картину сам – как режиссер. Но как, какими путями я приду к воплощению своей давней мечты, пока не знаю.

— Скажите, а Вас ломали? Так, как Вашего героя, грубо?

— Вы имеете в виду органы? Систему какую-то?

— Не обязательно. Может ломать школа. Армия. Пионерский лагерь. Иногда даже – родители или любимый человек.

— Если говорить о серьезных ломках, то, когда я приехал из Саратова в Москву, я прошел очень тяжелую школу. Это была школа выживания. Оторванный от дома, я оказался один, и мне нужно было доказать, что я талантлив, что способен отвоевать какое-то место под солнцем. В моем случае это был курс Табакова. Чтобы меня взяли, а потом не выгнали. Для меня это был самый трудный момент. А если учитывать испытания предыдущего года, то они были тоже одними из самых серьезных в моей жизни.

— Но если Вы будете пробовать себя в режиссуре, Вам снова придется что-то доказывать.

— Наверное.

— Значит, Вам все-таки нужно это – бросать вызов?

— Нужно постоянно! Я это ощущаю. Это болезненно. Знаете, какое-то в этом есть, безусловно, "садо". И "мазо". Что, казалось бы, плохого – отдохнуть, полежать да почитать? А я все время хочу на этот кол сесть. Добровольно. Понимаете? На эти вилы попасть! Но зато тогда я понимаю, что происходит. Происходят изменения. А не затвердение клеток на молекулярном уровне.

— Вы снялись в множестве фильмов про Вторую мировую войну...

— Да, я не вылезаю из этой темы. Меня удивить сложно: я уже не хуже специалистов знаю, какие должны быть погоны, как военные ходят.

— А чем "Апостол" отличается от прошлых Ваших "военных" опытов?

— Здесь война была не главной. Да, это было военное время, и оно накладывало отпечаток на происходящее. Но здесь главной была человеческая история. И в этом сила картины. Мало того, меня самого это заставило задуматься. Потому что простой человек совершает внутренний подвиг. Он идет и против наших, и против немцев. Против двух зол. Потому что даже наши представлены в картине (в определенной части) тоже как зло, которое ради каких-то целей ломает людей. Сломать человека ничего не стоит. И вот он – обыкновенный школьный учитель, случайно отсидевший, дает бой двум системам. Это не исторический отчет. Даже если мы где-нибудь соврали, для нас важнее была человеческая история.

— "Апостол" уже вышел на ДВД, и его стали сравнивать с классическими сериалами советских времен – "Щит и меч", "Семнадцать мгновений весны". В чем Вы видите отличие?

— "Щит и меч" и "Семнадцать мгновений весны" – истории про то, что дело превыше всего. И человек попадает в подобные обстоятельства ради дела. Наш герой в этой ситуации ради семьи. Семья здесь – самая главная ценность.