В Одессе состоялся грандиозный проект Эймунтаса Някрошюса

Фамилия великого драматурга и впрямь достойна статуса имени венценосной особы – причем самого высокого полета, такой, как, скажем, Петр I или Генрих IV. На самом же деле второго Антона Павловича не было, нет и не будет.

В таком случае римские цифры могут обозначать причастность автора пьес к нашему времени – к ХХI веку. Напомним читателям, что в течение театрального сезона 2003-2004 исполнилось100 лет с дней первой постановки во МХАТе (ныне носящем имя Чехова!) пьесы "Вишневый сад" и кончины ее автора. Оба события с небольшим перерывом случились в 1904 году. Особо подчеркну: Някрошюс менее всего склонен к постановке так называемых "датских" спектаклей, приуроченных к памятным датам и круглым годовщинам. Просто так все сложилось, так совпало.

И крепчающий стук топора, резвящегося в заповедных вишневых, яблоневых, апельсиновых, финиковых садах, в амазонской сельве, ямальской тундре, африканском буше... И твердая поступь, молодецкий посвист потомства, происшедшего от соития вечного студента Пети Трофимова и пылкой гимназистки Ани, а также разноцветного помета Че Гевары, последышей Пол Пота, Бен Ладена и Карлоса Шакала... И деградация наследников Лопахина, свихнувшихся на самоутверждении путем скупки на корню коллекции пасхальных яиц, изготовленных Фаберже по заказу последнего русского императора, а также английских футбольных клубов и альпийских суперкурортов...

То, что Антон Павлович Чехов предвидел все это ровно век назад – родовое свойство гения. Сегодня, в начале ХХI века, ему было бы всего 144 года. Примерно столько же, сколько и японской долгожительнице, потихоньку попивающей саке и подтрунивающей над родственниками... Ее правнуки изучают в гимназиях творчество русских классиков, чьи произведения пользуются в Стране восходящего солнца особой популярностью. Многие из нас помнят замечательный фильм Акиро Курасавы, снятый по "Идиоту" Достоевского. Но при всей любви к Чехову режиссер-самурай так и не решился "замахнуться" на "Вишневый сад": для японца сама мысль о том, что можно поднять топор на Сакуру – на Вишню, кощунственна и непереносима...

За столетие десятки других режиссеров с тем или иным успехом, зависящим от меры профодаренности, видели в рубке вишневого сада символ как сословных (на смену дворянству приходит купец-кулак), так и мелодраматических (распутная барынька проматывает родовое гнездо) коллизий, а то и воспевали пафос торжества революционных идей (облезлый барин виделся чуть ли не одним из братьев-разбойников Ульяновых)...

И лишь Эймунтас Някрошюс впервые в сценической истории "Вишневого сада" не только ощутил масштаб этого труда Антона Чехова, но и создал его конгениальное воплощение силами и средствами Театра. Об этом грандиозном проекте (а он лишь недавно начал триумфальный путь по сценам мира) уже написано немало восторженных страниц. Впереди – неспешная и обстоятельная работа по его осмыслению.

В рамках же журнальных заметок позволю себе такое предположение. Някрошюс разгадал тайну этой, в общем-то, не сценической пьесы, казалось бы, навеки приписанной к русскому Черноземью рубежа ХIХ и ХХ веков. Она зашифрована в монологе Трофимова, провозглашающего: "Вся Россия – наш сад". Эта инвектива была особенно любима советскими школьниками, цитировавшими ее в сочинениях по литературе. Някрошюс же, на наш взгляд, выделяет как основную следующую фразу:

"ЗЕМЛЯ ВЕЛИКА И ПРЕКРАСНА...".

И с этого вселенского посыла строит архитектонику спектакля.

...Под бездонным небом – вишневый сад. Но вместо искусных бутафорских имитаций цветущих деревьев – детские поделки из дерева: пропеллеры, флюгеры, простенькие модели планеров... В современной, предельно лаконичной сценографии – антитеза классике. Чеховскому тексту, который нам подарен в ПОЛНОМ ОБЪЕМЕ.

Напомним, что автор написал свою пьесу в четырех актах при трех антрактах. В эти дни одесские зрители как бы превратились в своих родителей, дедушек-бабушек, для которых посещение театра было делом не только увлекательным, но и основательным. Автор этих строк помнит, как в послевоенной Одессе папа и мама возвращались с вечерних спектаклей к полуночи..."Вишневый сад", поставленный Э. Някрошюсом, длится более шести часов. Признаюсь, опасался, что зал нашего театра музкомедии заметно опустеет к финальной сцене – не привыкли мы к "столь долгому присутствию", тем более, что и Чехов и Някрошюс – собеседники хотя и мудрые, но нелегкие, требующие от зрителей и внимания, и сосредоточенности, и обратной связи. И все это случилось с одесской публикой, восторженно принявшей спектакль!

Текст-откровение, который шесть часов звучит со сцены – не коллаж из нескольких произведений, не композиция из основного и неканонических вариантов пьесы, не модное нынче переложение классики с добавлением режиссерских вербальных вариаций. Достаточно обратиться к томам 12, 13 Полного собрания сочинений Чехова, чтобы убедиться в этом. Коллега – театральный рецензент, в прошлом – преподаватель литературы, заметил после спектакля: "Столько лет рассказывал ученикам о "Вишневом саде", столько раз смотрел его в разных трактовках, перечитывал и убедился, что до сегодняшнего, такого длинного вечера, пожалуй, по-настоящему и не знал ни этой пьесы, ни Чехова...".

Някрошюс собрал в своем проекте не просто высоких профессионалов, но и актеров-единомышленников, из которых, в первую очередь, выделим Евгения Миронова – первого из виденных мною исполнителей роли Лопахина, в полной мере отвечающего чеховскому видению этого героя: "У тебя тонкие, нежные пальцы, как у артиста, у тебя тонкая нежная душа...". Такого Ермолая могла влюбить в себя Любовь Раневская. Някрошюс создает пронзительный и безысходный любовный дуэт: беспутная, греховная, пряная Людмила Максакова и трепетный, сгорающий от смутной страсти Евгений Миронов сближаются до мыслимого предела. Глаза в глаза...

Спектакль начинается с того, чем и заканчивается. С трагической темы из симфонии Малера, с грандиозного, эпического Фирса, которого Алексей Петренко видит, пожалуй, Королем Лиром, но уж никак не лакеем...

В финальной сцене детские пропеллеры и флюгеры, завертевшись, уносят нас высоко-высоко, откуда вишневый сад и вовсе уже не виден. Да и Земля не представляется такой уж большой...