... Три с "копейками" часа действа. Десять историй, в которых смех, слезы, трагедия и боль слились в единую песню, сродни той, что затягивают перед каждой новеллой записанные в фольклорных экспедициях голоса российской глубинки. Сценография – более чем аскетична: вышеупомянутые портреты шукшинских земляков да длинная скамья, по ходу действа служащая и столом, и завалинкой, и кабинетом городской докторши Клары, превратившей бесхитростного деревенского мужичка в своего раба.

Миронов меняет маски и образы как перчатки, ты просто не успеваешь выдохнуть от восторга, как он – уже другой. Вот тракторист Серега в его исполнении покупает жене за немыслимые деньги белые сапожки на каблуке. Дрожащими руками преподносит их худющей, замордованной жизнью жене Клавдии. Но вот беда – не влезает в них селянка. И только в середине новеллы начинаешь узнавать в шепелявой сгорбившейся Клаве... Хаматову! Гениальный дуэт, в котором два мегапрофи купаются в своем мастерстве и материале. Удивительно, насколько бесстрашно отдается изящная Чулпан комическим образам. Поводырь-жена, опекающая слепого певца Гаврилу Романыча. Деревенская дурочка с полуоткрытым ртом, расчетливая городская портниха, неустанно пилящая деревенского мужа-плясуна Кольку...

Заканчивается спектакль новеллой, буквально повергающей в состояние ступора: "ничем не прикрытое горе" немой девочки, брат которой за два месяца до конца срока сбежал из лагеря, не выдержав тоски по родному селу. В разгар веселья по случаю "досрочного освобождения" в дом входит участковый... Как завыла, запричитала Чулпан, как вцепилась мертвой хваткой в Степана, как оттягивал ее за ноги от брата сельский милиционер. А когда беглого зэка увезли, немая шла по селу и горько плакала... И подумалось: как правильно, что не было пресловутой достоверности в костюмах, не было интерьеров. Были просто люди, такие же, как мы с вами. Только иногда честнее и лучше нас.