"Я хотел только честно и откровенно сказать людям: посмотрите на себя, посмотрите, как вы плохо и скучно живете..." А.П. Чехов

Сегодня день рождения А.П. Чехова. Дата не круглая – 144 года. Но Чехов тем и хорош, что вообще не нуждается в каких-либо поводах для того, чтобы о нем вспомнили. Он один из немногих русских писателей, которых знают, читают и ставят на Западе. "Певец сумерек", "хмурый человек" чем-то очень трогает и волнует и благополучных европейцев. Наряду с Достоевским и Львом Толстым. Сам он предрекал себе не слишком много лет читательского интереса. Ошибся. Читаем и по сей день. Почему? Наверное, здесь не может быть общего ответа. Тем не менее, вопрос остается открытым. Так все просто и даже обыденно в его историях, чеховский мир почти всегда населен мелкими чиновниками, нищими актерами, какими-то дьячками. В этом мире много суеты, дрязг, он наполнен скукой, хандрой, все страдают либо от безденежья, либо от нелюбви. Но есть у него герои, которым дано пробудиться от спячки, от лжи окружающей жизни. И – "Стыдно! Если бы ты знал, как мне стыдно! Это острое чувство стыда не может сравниться ни с какой другой болью. Невыносимо!" Это дядя Ваня. Один из тех чеховских героев, которым суждено – или скорее, дано – пройти проверку на совесть, человеческую прочность. А мудрый человек, писатель Михаил Пришвин, как-то, размышляя о Чехове, сказал, что, может быть, вовсе и не разумом отличается человек от животного, а именно стыдом...

Он не поучал, не уничижал даже самых своих несимпатичных персонажей. Его порой называют злым писателем, а он не был злым. И создавая своих бесчисленных "человеков в футляре", то жалких, то смешных, словно говорил: вот он – маленький, незаметный, серый, но тем не менее достойный понимания, потому что и жалок-то он тем, что не хватает у него воли, достоинства, веры для того, чтобы почувствовать себя Человеком. А вам хватает? А вам? Ответьте, положа руку на сердце. И, может, потому читаем. Потому и любим. И, может, потому до сих пор неведома нам, не разгадана чеховская тайна. Разгадать ее многие брались. Берутся. И каждый видит что-то свое. Что-то свое находит. И если получается этими находками поделиться с другими, то... Где-то встретилось утверждение: мы живем в мире, где нет будущего. Это философская точка зрения. Вернее, с точки зрения некоторых философов, мы обречены. Вместе со своими "футлярами", выдавливанием из себя раба по капле. Так и хочется вслед за Катей из "Скучной истории" воскликнуть: "Говорите же: что мне делать?" Чехов был уверен, что главное – перевернуть жизнь. И тогда все будет иначе. И жизнь будет иная. "Я ее не увижу, но я знаю, она будет совсем иная, не похожая на ту, что есть".

Когда смотришь "Вишневый сад " в постановке знаменитого литовца Эймунтаса Някрошюса, трудно отделаться от мысли: "Что же делать?" Пять с лишним часов – столько продолжается спектакль – страданий, ощущения чего-то несбывшегося, какой-то неимоверной боли. Някрошюс поставил все чеховские пьесы, "Вишневый сад " оказался в этой череде последним. Он поражает замечательными работами Людмилы Максаковой (Раневская), Евгения Миронова (Лопахин), Владимира Ильина (Гаев), Алексея Петренко (Фирс), молодых актеров. О своей работе с легендарным режиссером отзываются в высшей степени положительно. Хотя нетрудно представить, что было им непросто. Но Някрошюс на то и Някрошюс. Он одаривал исполнителей фразами вроде: "А вы не замечали, что к вечеру мораль прищуривается?". Он говорил Максаковой: "Раневская вдаль видит хорошо, а вблизи – плохо". Он называл Фирса... лосем. И удивлялся: "Как вы не понимаете, что по природе ходят не так, как в городе".

Писать о "Вишневом саде" Някрошюса очень непросто. Почти так же, как героям расстаться с вишневым садом. Потому что хочется верить в то, что пройдет – плохое, неприятное, останется – светлое, доброе. Ан нет, не надейтесь. В капле дождя, говорят философы, отражается мир. Сквозь ветви вишневого сада видна жизнь – жизнь прошлая, ненужная теперь, потому что... Потому что... Когда где-то в середине спектакля на сцену из-за кулис неожиданно вышла... кошка, обычная театральная кошка, вышла совсем не предусмотренная действием, а, скорее всего, по недосмотру – так вот, когда она вышла и, не торопясь, под сдержанный смех зрительного зала по диагонали прошла через сцену, вдруг стало понятно, как уютна и мила была когда-то жизнь в этом доме, окруженном прекрасным вишневым садом. А теперь?

В спектакле Някрошюса все несчастны. Все обречены. Кто-то – жалок. Кого-то – жалко. Но все, все люди без будущего. А еще лет двадцать тому назад мы "знали", что будущее за Петей Трофимовым и Аней. Но у Някрошюса Петя – похотливый, развязный, истеричный краснобай, демагог. Способный разве что увлечь – надолго ли? – чистую и наивную девочку Аню. А увести разве что в какую-нибудь каморку в одно окно, освещенную сальным огарком, потом наплодить кучу оборванных детей и при этом никогда, ни-ког-да, не перестать разглагольствовать. Някрошюс – режиссер самобытный, сложный. Его постановки полны загадок, метафор, дойти до смысла которых непросто. В "Вишневом саде" очень много движения, жестов – порой создается впечатление, что персонажи способны общаться друг с другом только при помощи жестов. Но эти жесты – они раздирают душу, они изломаны, они какие-то ущербные. Впрочем, как и сами герои. Порой кажется, что на сцене не люди – тени. Тени прошлого и тени... будущего. Призраки – жалкие Раневская и Гаев, несчастные Аня, Варя и Шарлотта, цинично-порядочный (порядочный – это по Чехову) Лопахин, обреченный на вымирание Фирс – символ подпиленных основ прежней жизни, подлый хам Яша... Вот ему-то одному, пожалуй, на руку все катаклизмы, происходящие вокруг. Он один из всей компании приспособляем, одарен удивительной способностью адаптироваться в любой среде. Но и он – тень.

"Говорите же: что мне делать?" Интересно, как сам Антон Павлович отнесся бы к такой интерпретации своей пьесы? Может, вместо ремарки: "Наступает тишина, и только слышно, как далеко в саду топором стучат по дереву", ограничился бы другой: "Слышится отдаленный звук, точно с неба, звук лопнувшей струны, замирающий, печальный"?..