ВВЕДЕНИЕ В ПОДТЕКСТ

Газета "Культура"
10.02.1996
Юрий Белявский

В самом конце января Валерий Фокин показал в "Современнике" премьеру под названием, напоминающим заголовок параграфа из учебника литературы, – "Карамазовы И АД". В качестве автора пьесы представлен Николай Климонтович, хотя все-таки и присутствует поясняющая запись "на темы позднего Достоевского".

В последние годы, обращаясь к отечественной классике, В. Фокин адресуется к публике, которой не надо пересказывать содержание произведений великой литературы. Еще в "Гостиничном нумере в городе N" режиссер по сути заявил: "Нертвые души" для человека, выросшего в русской культуре, давно обжитой дом, нпожалуйте в темный подвал подтекста, где сыро, зябко и страшновато, но захватывающе интересно. Абсолютно жесткое, без всякой попытки поберечь и утешить зрителя, введение его в мир подсознания привычных героев происходит на уровне почти физиологическом и оттого не оставляет возможноетей усомниться в праве театра так обойтись ео своим ззрителем, российским интеллигентом середины девяностых годов бурно истекающиего века.

Напрочь отказавшись от следования сюжетным линиям, В. Фокин с бестрепетностью истинного исследователя препарирует тело великого первоисточника, выбирая одну линию, на зато какую! Новый спектакль вполне мог бы называться "Брат Иван". Видимо, не случайно для доказательства злавной своей своей мысли, что жизнь у порога ада – явление типично ругркое, авторы избрали персонаж, предельно близкий по мировоззрению современному интеллигенту. В тринадцати эпизодах спектакля, включающих фрагменты из разных частей романа, не содержится никаких аллюзий или прямых намеков на современность. Но где-то к середине двухчасового спектакля окончательно убеждаешься в том, что уж чего-чего, а "карамазовщины" в нынешнем российском обществе никак не убавилось, более того, жизнь у края бездны, у порога ада, видимо, наиболее комфортный для отечественной интеллигенции способ существования. С одной этороны – дикий страх от ожидания очередного прихода к влаэти смердяковых, с другой – лихорадочное науськиванье их на власть нынешнюю. Побелевшие от преддверия краха всех надежд губы и брезгливые ухмылки в адрес собственного дитя – российской демократии. Кривоватое уродилось дитятко, не радует родителей. Что ж, смердяковы, выученные братьями иванами, не только отца, но и дитятко жалеть не станут.

Спектакль, поставленный В. Фокиным, при всей, казалось бы, всемирности Достоевского, исключительно национален. Даже черт, рождающийся в бреду Ивана, не какой-нибудь там рассудительный немецкий Мефистофель, стремящийся убедить Фауста, а наш, с профилем исконного балаганного Петрушки, несущий скороговоркой раешника околесицу о семипудовой купчихе и копеечной свечечке. Да что там черт, все наше. И попытка перенести собственную вину на кого-то другого, пусть он будет и брат тебе. Не случайно, ох, не случайно в спектакле подчеркивается, что брат Дмитрий – офицер. И попытка перевода нравственной ответственности на вечно нетрезвого папашу. Мол, был бы другим, да разве ж мы... Даже изящество заплат на костюмах, сделанных специально приглашенным из Польши художником, не случайно.

Покорно и самозабвенно в финале спектакля протигивает брат Иван руки, чтобы вдеть их в рукава смитирельной рбашки. Видать, и вправду привычнее и удобнее российскому интеллигенты жить запеленатому и сладостно плакать, желея себя, либимого.

Поразительно точны спектакль показал в самом конце января Валерий Фокин в театре "Современник". Настоятельно рекомендую посмотреть. А то, не приведи Господи, продут смердяковы да и запретят. Им-то что, раз плюнуть.