ЧИСТИЛИЩЕ ФОКИНА

Газета "Известия"
31.01.1996
Елена Ямпольская

Берясь за "Братьев Карамазовых", Валерий Фокин, конечно же, прекрасно понимал, на что обрекает не только себя, но и своего будущего зрителя. Инсценировка Николая Климонтовича "Карамазовы И АД" – отнюдь не адаптация романа, не тезисное изложение сюжета. Напротив, в двухчасовом спектакле наиболее важным становится сюжет мысли. Хорошо, что Фокин верит в наличие публики, желающей и способной напрягаться. Хорошо, что такая публика у нас пока действительно не перевелась.

Фокин ничего не ставит просто так – в башне из слоновой кости ему ни жить, ни работать неинтересно. Кажется, сама жизнь обожгла ему пальцы, прежде чем он решился приступить к Достоевскому, – так горячо и страстно это сделано. Из троих братьев Фокин выбрал в герои нашего времени Ивана, гениального безумца. Все Карамазовы заглянули в бездну и в ужасе отшатнулись. Такова их природа, натура – недаром в самом начале спектакля на сцене высвечиваются три обнаженные фигуры... Но если отец и брат Дмитрий забрели туда по недомыслию, то Иван дошел до ада собственным умом, в буквальном смысле слова.

Иван Карамазов у Фокина совсем молод, как и положено по роману. Играет его Евгений Миронов. Открытое, ясное русское лицо Миронова – это и есть идеальный образ брата Ивана. И всегдашняя некоторая отрешенность актера, и проступающие в его облике детские черты, и легкая эмоциональная возбудимость – все Фокиным оценено и использовано.

Вообще в сборной актерской команде спектакля словно бы для каждого исполнителя поднята его личная планка, но так и настолько, чтобы он мог и хотел ее преодолеть. Очень интересен Михаил Глузский в роли старца Зосимы: внимательный, испытующий взгляд, мощный темперамент... Приземляет и разряжает философское напряжение спектакля Игорь Кваша – Федор Павлович Карамазов: взъерошенный, с горящими глазами, растопыренными пальцами, охальник и поэт, странный и комичный русский Казанова... В Смердякове Василия Мищенко больше жалкого, чем отталкивающего. Он, словно "зомби", лишь исполнил на практике то, что открыл Иван в теории, и очнулся, и впал в отчаяние...

Но наиболее яркой актерской работой мне показался Черт, сыгранный Авангардом Леонтьевым, одним из любимейших фокинских актеров. Им утверждается в спектакле та брызжущая театральность, происхождение которой, божественное или дьявольское, до сих пор не определено, но без нее вянут на сцене самые острые мысли и не достигают зала самые потрясающие прозрения.

Фокин, в последнее время устраивавший конструктивистские революции на камерных площадках, продемонстрировал нестандартное мышление и на "нормальной", большой сцене. Вместе с художником Вольдемаром Заводзинским придуманы декорации в разводах, подтеках, трещинах, сколах – как будто разлилась и застыла лава. Прозрачный купол под колосниками, стеклянный саркофаг для убиенного родителя, выступающий в центр зала... Верх и низ, свет и тьма, а Ивана, да и нас вместе с ним, Фокин помещает посередине, в чистилище.

В финале спектакля на Ивана Карамазова надевают смирительную рубашку. Символическая попытка спеленать, укротить опасное буйство мысли. Интеллектуальный режиссер ребром поставил вопрос о пределах дерзости человеческого сознания. В эпоху нового пришествия нигилизма нет вопроса более острого и болезненного. Именно отрицание и опровержение разверзает бездну под ногами: "Если доказано, что есть черт, еще не доказано, что есть Бог". Парадокс же спектакля заключается в том, что он в первую очередь провоцирует зрителя думать – иного нам не дано.