"Figaro. События одного дня" по П. Бомарше в Театральной компании Евгения Миронова

Если бы этот спектакль не был уже представлен публике, его непременно надо бы придумать. Организатором и вдохновителем могло бы выступить Федеральное агентство по культуре и кинематографии, которое особенно благоволит главному участнику постановки Евгению Миронову, или президентское окружение, которое порой устраивает сомнительные мероприятия, а то и власти столицы, либо очередное объединение спонсоров, меценатов и прочих авторитетов.

Перед нами – явление уникальное, которое, надо полагать, станет символом не просто сезона, но, как минимум, – десятилетия, а то и более, и не только в столичной сфере, но общероссийской, если не европейской или даже межконтинентальной. В театральной истории был случай, когда после одной премьеры родилась поговорка "прекрасно, как "Сид""; вряд ли та же ситуация повторится с "Figaro", даже с обратным знаком. Но все ж оборачиваться на это культовое создание, сравнивать с ним свои работы придется многим: как начинающим, так и мэтрам.

Вовсе не потому, что постановка сметана по проверенным антрепризным выкройкам, – как раз в этой части она наименее оригинальна. Количество персонажей сокращено до минимального и хотя постановщик утверждал, что на них пригласят наиболее подходящих исполнителей, любой зритель, сколь-нибудь знакомый со столичной театральной тусовкой, ее группировками и их симпатиями, смог бы предсказать заранее состав участников. Во всяком случае, никто не удивится появлению Лии Ахеджаковой в роли Марселины, а Авангарда Леонтьева в качестве ее бывшего любовника. Разве только Александр Новин в виде Керубино – новинка для малопосвященных; впрочем, этот вариант тоже вполне можно предвидеть. Хотя актер выглядит тренированным качком и мало похож на того отрока, которого вывел автор, такие перетасовки – с неоднократным обнажением мускулистого тела – не удивят ни сторонников постановщика Кирилла Серебренникова, ни тех, кто давно устал от его достижений на сцене драматической и оперной, упорно навязываемых в качестве непререкаемого эталона.

Играют тут тоже в полном соответствии с канонами сегодняшней антрепризы – то-есть, не заботясь ни о смысле всего представления, ни о содержании конкретной роли, не думая о согласованности либо партнерстве. Стиль постановки, как и многих других того же типа, легче всего определять компьютерным термином "корзина" – туда помещается все, уже отработанное коллегами постановщика. Актеров временами становится очень жалко: Виталий Хаев, например, артист, который может быть тонким и умным, тут поставлен в унизительное положение: трюк, когда его герой застегивает на кистях рук по одному манжету от разных рубашек, свидетельствует разве что о полной неадекватности графа Альмавивы. Впрочем, графский титул здесь скорее кликуха, чем знак древнего рода: действие, как всегда у "аншлаговых" постановщиков (имеется в виду не 100%-ная заполняемость зала, но созвучие качества режиссуры известной ТВ-передаче), перенесено во время или, точнее, в декорацию, с ходу узнаваемую обеспеченной публикой (для которой, собственно, те и работают). Так что сразу не разберешь: то ли создатели спектакля не компетентны в эпохе, запечатленной в пьесе, то ли они подстраиваются под уровень своего зрителя. И ощущение евроремонта настолько мощно, что все время ожидаешь появления на подмостках чего-нибудь типа джакузи. Противоречия между тем, что должно происходить, и тем, что видишь на сцене, ставят в тупик и не торопятся оттуда вывести. Когда граф, заподозрив измену, рвется в комнату супруги, а Керубино должен перелетать из одного конца сцены в другой, чтобы совершить знаменитый прыжок в окно, – удивляешься фантазии архитектора, который спроектировал наглухо замурованные апартаменты.

И в отношении авторского текста постановщик тоже не слишком оригинален, хотя на афише и значится завлекательное словосочетание "сценическая версия", им сочиненная. Ну, переменили одно давнее ругательство на более знакомое аудитории "Fuck you" (скорее, по тому, как произносит это английское восклицание главный герой, здесь сказалось уважение к Федеральному агентству по культуре, аббревиатура которого схожа с популярным выражением), дали Ахеджаковой корявый монолог о правах женщин, который она произносит с привычным темпераментом. Ну, при отсылке Керубино в армию включили поношенные слова об армейских порядках и т. д. Все новшества напоминают приемы балагана, уместные разве что на студенческом междусобойчике, к которому во втором акте окончательно скатывается зрелище. Неужели надо напоминать взрослым дядям (40 дет – возраст ответственно сти). что рассказать сюжет "своими словами" – "задание школьное, для них оно должно быть пройденным этапом.

Новизна же "Figaro" – принципиальная, дразнящая воображение – заключается в дуэте постановщика и исполнителя заглавной роли. Сегодня известно несколько относительно устоявшихся союзов актера и его ведущего; как правило, эти содружества выгодны обоюдно: режиссер раскрывает неизведанные грани актерского таланта, артист помогает постановщику в создании на сцене уникального мира. Но пара Миронов-Серебренников резко отлична от предшествующих: здесь цель, как можно понять из "Событий одного дня", – закрепление достигнутого. Недаром самая выразительная мизансцена у Миронова-Фигаро – когда герой, обретший маму, идет за ней, ведомый за ручку, на согнутых ножках. За постановщиком уже прочно установилась репутация режиссера-домушника, который самые разные пьесы открывает единственной отмычкой; теперь, похоже, такой период наступает и в карьере актера. По крайней мере, отличить его работу в давнем "№13" от свежей в "Figaro" крайне затруднительно.

Радужные перспективы такого подхода неоспоримы: для выпуска очередной премьеры нужно разве что выучить новый текст да сделать другие декорации и костюмы. Ни о каких свежих образах, неожиданных открытиях и тому подобных вроде бы непременных принадлежностях театра теперь и речи нет – все это объявляется устарелым и ненужным. Производительность новорожденного продюсерского центра будет на зависть образцовой.

На этом можно было остановиться, однако "События одного дня" дополнили другие события, связанные не с самим спектаклем, но его инициатором. В конце прошлого года стало известно, что Миронову отдан Театр Наций: это придало премьере Театральной компании Евгения Миронова знаковый характер, по ней попытались угадать, какое будущее теперь суждено б. театру Корша.

Сам новый директор в энергичном интервью отрицает всякую связь между его продюсерской компанией и назначением: мол, если кто-то пишет, что теперь ясно, какие спектакли будут идти в Театре Наций, то это "полная чушь!". Эмоции понятны – человек еще ничего не сделал, а его уже порицают – но смысл туманен. Получается, что надо проводить резкую границу: когда человек – руководитель собственной фирмы, у него одни пристрастия и вкусы; когда он же возглавляет государственное учреждение – его симпатии меняются. Если первый допускает грубые ошибки, то второй от них избавлен, – то самое раздвоение личности, которое демонстрировал в "Figaro" один из героев.

Понукая воображение, можно представить себе подобную двойственность. Однако сложность в том, что пока поведение нового главы и его заявления нельзя назвать корректными. Трудно счесть удачными высказанными им обвинения, что в штате Театра Наций собрались пенсионеры, которые опасаются за свое место, – в кабинетах "пахнет валерьянкой". Или упреки Миронова в адрес бывшего руководства: мол, роскошь директорского кабинета контрастирует с нехваткой мощностей электричества. Или когда интервьюер пренебрежительно отзывается о тех открытых площадках, что уже существуют в Москве (а это Центр Мейерхольда и центр "На Страстном" – организации, которые завоевали себе авторитет), Миронов ни слова не возражает – стало быть, согласен? Непонятно к тому же, зачем нужна была спешка, если новый лидер появился в театре лишь для того, чтобы взять отпуск – до выпуска того самого "Figaro". Да и стоило ли соглашаться на место директора, раз Миронов намерен быть художественным руководителем? Роман Козак, которому в свое время предложили возглавить Театр им. Пушкина, поставил условием своего прихода изменение устава; по логике, надо сначала переделать основной закон театра, потом начинать работу. А тут опять возникает сомнение: сумеет ли Миронов лично переписать устав?

Дуплет актера в качестве организатора и руководителя не выглядит удачным. Герой, которому его создатель посвятил трилогию, получил новую, четвертую часть своей истории – на диво провальную.