...

Жаркий летний день в рабочем поселке был увиден режиссером [спектакля "Звездный час по местному времени"] и его актерами как бы с "другого берега". А как заметил классик, на другом берегу всегда и костры горят ярче, и песни звучат согласнее, и трава зеленее, и девки красивее. Каждая подробность увидена взглядом точным, но любовным. Тара с пустыми бутылками, которую сосед везет сдавать в ближайший приемный пункт, пачки "Беломора", наряды местных аборигенов, музыка, которую они слушают, разговоры о погоде... Режиссер точно любовался сонной одурью, нависшей над этим невозмутимым берендеевым царством, где все знают всех как облупленных: чем живет, чем дышит, что хранит в холодильнике. "Блаженная лень, доходящаядо идиотизма простота нравов, наивная открытость чувств, маленькие жеманные хитрости" ("Московская правда").

Жизнь строится на незыблемых правилах, точно известных для всякого случая: по воскресеньям положено стирать белье, мыться, ходить в гости или принимать гостей. Друг Коля (Евгений Миронов) появляется на пороге дома друга Феди (Александр Мохов), как и в бесчисленные воскресные дни до этого. Всякий раз его приход злит жену хозяина, которая в воскресном "дезабилье" – с полотенцем на голове и в не первой свежести халате – занята важным делом: развешиванием белья. Сочно, со смаком вешаются полотенца и простыни, с особым удовольствием взмахивается мокрым бельем перед лицом смущенного гостя. Недаром существуют отработанные способы "намекнуть" и "дать понять", что o тебе думают: сейчас накурят, черти, все белье провоняет. А еще к пиву подбираются. Но вот сегодня не дам, тресну, а не дам! В зале радостный смех узнавания: каждый непременно где-то по жизни сталкивался с такой бабой: соседка, родственница, квартирная хозяйка. Несколько штрихов, но все про нее понятно: какие половики постелены в комнатах, где хранится грязное белье, как стояла в подвенечном платье...

Сама актриса рассказывает, что встречает своих героинь в метро, в магазинах, на рынках. Она вглядывается в женские лица, прически, манеру держать сумочку или садиться, манеру улыбаться. Она цепляет зорким актерским глазом несколько штрихов и начинает "придумывать" биографию и жизнь встреченной женщины. А потом во время работы над ролью всплывают то или иное увиденное лицо, походка, жесты...

Там, "на улице", она подглядела это ползущее вверх, слишком узкое и слишком короткое платье, в которое облачается ее Валька в предвкушении вечеринки по случаю проводов соседа. Неумеренно большие яркие бусы, руки, старающиеся стянуть платье поближе к коленям, неуверенная, ломкая походка женщины, редко надевающей туфли на каблуках. Туфли явно тесны и трут ноги. Но так и должно быть: как же, чтобы праздничные туфли и не растерли бы в кровь мизинцы! Она появляется перед обалдевшим мужем и Колей одновременно смущенная ("вырядилась") и гордая ("хороша!"). И именно с этого момента механизм проводов закрутится абсолютно неотвратимо.

Она будет сноровисто собирать на стол, хлопотать, а потом, расслабленная, подтянет песню, пойдет танцевать. И первая, увидев на пороге возникшую невесту Коли, заторопит всех к выходу: пойдем, не будем мешать. А потом искренне зальется слезами, обнимая Колю: как же жаль расставаться! Какого друга теряем! И столько здесь будет материнско-сестринского тепла, что понятным станет ответный всхлип. Герой Евгения Миронова, недотепа Коля, уткнется в теплое плечо и пробормочет, что нигде ему так хорошо не будет , нигде его не будут так любить и жалеть, внезапно напомнив такого же хвастуна и обманщика поневоле Ваню Хлестакова, уезжающего после теплых проводов в доме городничего, оставляя невесту и дружеские объятия. И, глядя на просветленные лица обитателей навек исчезнувшей Атлантиды советского быта, понимаешь, что прав классик и "надо упасть на самое дно глупости для того, чтобы суметь безошибочно нащупать щеколду на двери уборной или на калитке гефсиманского сада".

...