СТАРЫЕ АНЕКДОТЫ О ГЛАВНОМ НОВОМ

Газета "Коммерсантъ" №77
14.05.1996
Роман Должанский

В Театре Олега Табакова состоялась премьера спектакля "Анекдоты". Под этим названием режиссер и автор композиции Валерий Фокин объединил "Бобок" Достоевского и "Двадцать минут с ангелом" Александра Вампилова. В новой постановке руководитель театра играет вместе со своими учениками-звездами – Владимиром Машковым и Евгением Мироновым.

Сквозным мотивом, объединяющим два спектакля, поставленных Валерием Фокиным в текущем сезоне, можно назвать мотив богооставленности русского мира. Но если в предыдущей работе – "Карамазовы И АД" – театральное переживание столь глобальной темы разворачивалось в масштабах программного, хрестоматийного романа, то теперь Фокин , во-первых, "спустился" к камерным жанрам – рассказу и короткой пьесе, а во-вторых, неожиданно соединил двух авторов, никогда раньше на подмостках не соседствовавших. Таким образом, в постскриптуме (и не только к спектаклю "Современника", но и ко всей трилогии, включающей, помимо "Карамазовых", известные фокинские спектакли "Нумер в гостинице города NN" и "Превращение") режиссер как бы развернул свою тему во времени, перебросив мостик из века минувшего в век нынешний.

Название спектакля не обманывает: анекдоты, как им и положено, смешны. Вполне комичен в "Бобке" подражающий внешне Пушкину полуспившийся петербургский фельетонист (Владимир Машков), забредший на кладбище и услышавший голоса недавно погребенных покойников. Бывшие люди, оказавшиеся на несколько месяцев между земной смертью и вечным небытием, уже изрядно попорчены тлением, но привычкам своим они изменить не в силах. Заводзинский крутым виражом от рампы поднимает пол неглубокой сцены почти до вертикального положения. И когда герой Машкова срывает с могил полупрозрачные щиты-крышки, уложенные в ряды одинаковых ячеек-коробок говорящие трупы выглядят как ожившие манекены на кошмарной витрине. Зеркальные стены добавляют ощущение по-нездешнему холодной анфилады.

Испытание смертью мертвецы Достоевского не выдерживают. Захваченные возможностью напоследок поразвратничать, они пытаются устроить оргию и выбраться из своих могил. Потом на них вдруг станут похожи герои Вампилова, когда будут с угрозами надвигаться на агронома Хомутова (Евгений Миронов). В это же зеркальное пространство, лишь двумя-тремя деталями загримированное под районную гостиницу, вампиловские персонажи брошены как в ловушку. Они живут в отраженном свете "Бобка". Смешную бытовую ситуацию – два алкаша, которым не на что похмелиться, просят деньги у первого встречного, а он неожиданно и безвозмездно вручает им большую сумму, чем вызывает не благодарность, а страх и агрессию – Фокин от быта уводит. В житейской истории он чувствует дыхание высшего суда и о том, что под полом для всех заготовлены прозрачные ячейки, забыть не дает. Тем более, что тайна щедрости агронома кроется в смерти его матери – героям есть повод присмиреть, сесть рядком, перед лицом чужой смерти пожалеть самих себя и затянуть слезливую песню. А за зеркалами стен в "Двадцати минутах..." открывается не улица, а ледяная тьма.

В "Анекдотах" Фокин с Заводзинским вновь, как и в "Карамазовых", обращаются к мистериальным принципам построения театрального действия и организации пространства, то есть к триаде "ад – земля – небо". "Ад" Достоевского продолжается "землей" Вампилова, и кажется, что "небо", может быть, примирит их и откроет истину.

Но на финал Фокин готовит злой сюрприз. В наклонном потолке высветляется окно, чья-то рука смахивает с него землю, и немало удивленное лицо заглядывает сквозь плексиглас вниз, на вампиловских персонажей. Не стоит обольщаться: вряд ли гостиничные постояльцы (да и зрители вместе с ними) у Фокина удостоились внимания высшего судьи, строго выглянувшего из-за облаков. Скорее, это просто подвыпивший потомок, который забрел на кладбище и услышал откуда-то снизу нестройное пение. Ему самому еще только предстоит осознать, что небом для человека рано или поздно оказывается земля, а значит, стать будущим героем анекдота о безверии.