Перед деревянным помостом установлены портреты выше человеческого роста. На портретах – мужики рядом с трактором. Пышные фельдшерицы. Живописные старики и старухи. Следы алкоголизма и бедности въелись в иные лица, но не стерли с них своеобразного достоинства. Унылая панельная пятиэтажка во всю длину помоста – образ города, куда уехал после армии герой рассказа "Жена мужа в Париж провожала". Образ деревни – смешно наряженная бабка у калитки, украшенной блестящей велосипедной шестерней. Замена фотографий означает перемену декораций, каждому из десяти рассказов – свой набор. На этом живописном фоне восемь московских актеров весело и ненатужно играют в игру, которую можно назвать идеалистической стилизацией, а можно, по одноименному спектаклю Петра Фоменко – "одной абсолютно счастливой деревней". Ну, почти абсолютно счастливой.

Сделать хорошо всем сразу невозможно. Особенно сейчас. Спросите у любого режиссера или директора театра, почему пустуют залы, – все в один голос скажут: раньше была такая общность – советский народ, и она, однородная, заполняла зрительные залы. С ней было несложно говорить, потому что все – и театр, и зрители – думали заодно. Да что там, директор Пупкин-Вольтер говорил, что в партере собирается нация. Теперь нация – кто в лес, кто по дрова, даже в черном и белом обнаружилась масса оттенков. В театре теперь имеют успех режиссеры-универсалы, чуткие к тому малому, что есть общего между банкиром и учительницей начальных классов.

Режиссеры из Прибалтики в этой ситуации оказались более гибкими, чем российские. Они всегда работали на стыке культур, в широком смысле все они – универсалы. Именно они оказались мастерами объединять, а не разъединять, и рижанин Алвис Херманис в этом смысле вообще виртуоз. О чем бы он ни рассказывал: о своих земляках в "Латышских историях", о стариках в "Долгой жизни" или о молодости в "Звуке тишины", – он стопроцентно понятен публике в Москве. В программке к своей нынешней премьере Херманис пишет, что выбрал для первой своей работы с русскими актерами рассказы Шукшина, потому что смотрел его фильмы еще в детстве. Он много чего еще пишет, но "смотрел еще в детстве" – ключевые слова. Сегодня у всех очень разное, вчера – похожее.

Но есть и разница между премьерой и латышскими спектаклями Херманиса, после которых его полюбили у нас как родного. Обычно Херманис создает на сцене особый мир и погружает актеров в подробно организованную среду, так что герои выглядят ее частью. Пропахший тлением хлам, среди которого живут старики в "Долгой жизни", был когда-то содержимым советских квартир. Хлам предельно конкретен – старость и ненужность универсальны. Спектакль "Рассказы Шукшина" тоже универсальная вещь. Куда более универсальная. Даже слишком. Тут нет конкретности – есть только желание никого не обидеть. Ни русскую деревню, спившуюся и не слишком опрятную. Ни публику, которой тяжело даже думать о деревне. Ни московских актеров, которые не умеют органично выглядеть в пиджаке и тренировочных штанах.

Вместе с актерами Херманис и его постоянный партнер, сценограф и фотограф Моника Пормале, перед репетициями съездили на родину Шукшина на Алтай. Но в итоге Виктория Севрюкова одела актрис в платья с цветочными принтами по московской моде минувшего лета. Песня "Таня-Танюша", протянутая через все рассказы, позаимствована с диска Шилклопера-Волкова-Старостина "XIX98". В спектакле звучат и другие песни, но все они к Алтаю отношения не имеют: почти все они с юга России. Между шукшинскими героями и актерами сохраняется ироническая дистанция, с которой душевные порывы персонажей выглядят милым, но совсем уж комичным чудачеством. Евгений Миронов, играя "чудиков", то нацепит живот, то взобьет чубчик, то прилижет волосы, то голос изменит. Актер он виртуозный – но в иные моменты происходящее напоминает Театр миниатюр Аркадия Райкина.

По идее, не спектакль получился, а просто праздник. На фотографиях деревня, в зале столичная публика, между деревней и столицей послами доброй воли – Евгений Миронов, Чулпан Хаматова и другие замечательные артисты. Праздник национального единства, ага. А чувство, как у старика в рассказе "Игнаха приехал". Когда приехал сын из города с женой-красавицей и чемоданом подарков – и все его ждали, и все ему рады, и стол накрыт, и на речку сходили. А праздника не почувствовали – сделать хорошо всем сразу все-таки невозможно.