ЕРЕСЬ ПРОСТОТЫ

"Российская газета" №3511
25.06.2004
Алена Карась

В Москве завершается фестиваль спектаклей Декллана Доннеллана

Рейд, который Доннеллан совершает в классическую драматургию, похож на самое экзотическое путешествие, которое только можно себе представить. Вообразите – человек двигается от Северного полюса к Южному, взяв в собой в качестве оснастки одну амуницию. По мере продвижения ему становится то слишком холодно, то слишком жарко. Но во всех случаях интересно – с минимальным снаряжением ему удается приспособиться к условиям новой широты. Лондонская компания "Чик бай джаул" и есть такой странный аскетичный путешественник, чья отчаянная смелость и простота почти два десятилетия вызывают восхищение публики во всем мире. Костюмы простые и легкие, по преимуществу современные, декорация отсутствует, набор реквизита облегченный, чтоб в дороге не мешал, реакции резкие и точные, без лишней мишуры и патетики. Точно дышишь разреженным горным воздухом, точно со всех вещей сняли патоку времени.

В театре Доннеллана мы всегда оказываемся лицом к лицу с самой конкретикой отношений, в нем нет места героическому бряцанию, в нем невозможны волны романтических страстей, вспышки метафорических озарений, полеты валькирий и прочей театральной живности. С людей и вещей в нем сняты все лишние доспехи их индивидуальных мифов, риторики и самообмана. И эта конкретность бывает более обжигающей, чем тонны метафор и эффектных картинок. Собственно, этим и объясняется экспансия доннеллановского стиля в Европе.

Начала доннеллановских спектаклей всегда необыкновенно эффектны, а финалы – стерты. Плетение человеческих вибраций и взаимоотношений неостановимо: в них есть начало и нет конца. В "Борисе Годунове" все бьются над разгадкой последней ремарки "народ безмолвствует". Доннеллан игнорирует ее до такой степени, что финал стирается из памяти. Зато остаются невероятной остроты и точности сцены, такие, как знаменитая "Сцена у фонтана" и та блестящая холодная сила, с которой Евгений Миронов играет превращение самозванца Гришки Отрепьева в царевича Димитрия. Когда он, почти однорукий (потому что одна рука у него сухая, недвижная), вдохновенно танцует русскую плясовую перед польскими шляхтичами, понимаешь, что только такой безумной верой в свое предназначение и завоевываются все престолы мира. Когда в тишине ночи он начинает робкий разговор с Мариной (блестящая и страстная работа Ирины Гриневой) в надежде добиться ее руки, он и не подозревает, какая соперница перед ним. Вся сложность и простота любовной игры – перед нами. Недавний монашек, Гришка в истерии любовного чувства доходит до самоубийственного разоблачения. Гордая полячка отвергает его признание, грозит доносом. Внезапно, на самой вершине этой схватки, Миронов-Димитрий падает ниц, словно в забытьи. И в этой маленькой смерти обретает новый облик. Он банкует, решительно и артистично, он готов отвергнуть предательницу, он величествен и грозен – настоящий сын великого царя. Страсть, обида, расчет, конкретное мгновение, когда женщина рождает мужчину себе под стать, таинственная метаморфоза человеческой судьбы – весь объем пушкинской сцены взят легко и бравурно. Такой красоты актерский дуэт давно не приходилось видеть в театре. Здесь не страницы русской истории – нет! – здесь очень конкретные взаимоотношения людей.

В Димитрии Миронов, безусловно, предстает идеальным актером доннеллановского театра – сухим, точным, беспафосным и пронзительно реактивным: ничто из возможных мотиваций, внутренних монологов и чувств не упущено актером. Ты наблюдаешь их с ясностью психоаналитика, когда все скрытые намерения и механизмы становятся внятны.

Отвергая метафизику театра, Доннеллан присягает конкретности психологического факта. Этот простой человеческий размер его театра помогает нам и актерам лучше понять себя.