ОБЫКНОВЕННЫЙ ИУДУШКА

Газета "Телеграф"
15.10.2008
Наталия Морозова

""Золотая маска" в Латвии" представляет Кирилла Серебренникова и Евгения Миронова

Алексей Кравченко и Евгений Миронов играют братьев Головлевых. И действительно – похожи!


В Новом зале Латвийской Национальной оперы 16 октября, в рамках Сезона российской культуры, начинается фестиваль ""Золотая маска" в Латвии". Его открывает спектакль МХТ им А.П.Чехова "Господа Головлевы" по мотивам знаменитого романа-хроники Михаила Салтыкова-Щедрина. В постановке одного из самых ярких режиссеров нового поколения Кирилла Серебренникова, в оформлении художника Николая Симонова. В роли Иудушки – Евгений Миронов.

Миронов принес спектаклю "Золотую маску" 2007 года в номинации "Лучшая мужская роль". Постановка номинировалась также в категориях "Лучший спектакль в драме, малая форма", "Лучшая работа режиссера", "Лучшая женская роль" (Алла Покровская). Прекрасно в нем играют также Евгения Добровольская, Алексей Кравченко, Юрий Чурсин...

Обыденность зла

Отзывы критиков после премьеры конца 2005-го были диаметрально противоположные. Все сходились только в одном – Серебренников поставил действительно добротный спектакль. Возражения вызывало то, что "эсхатологическая история о гибели души и мира" в интерпретации режиссера превращается всего лишь в камерную летопись одного неудачливого семейства. Фантасмагорический мир Салтыкова-Щедрина сужается до комнатных размеров, а этот писатель, мол, плохо помещается в комнатный формат. К тому же Серебренников, по мнению оппонентов, реальный ужас гибнущего мира подменяет "эффектными и придуманными режиссерскими "ужастиками"". И хотя Миронов играет вовсе не монстра, как бы и не злодея-кровопивца, а совершенно обыкновенного и где-то даже здравомыслящего человека, актер демонстрирует, сколько нюансов и оттенков можно извлечь, "играя на одной струне". Однако уже посредине спектакля роль начинает буксовать – душегуб Иудушка не меняется и до конца сохраняет мягкой ласки интонации апостола. И режиссер, мол, нагоняет скуку, оказывается заложником собственных штучек, а смерть превращается всего в аттракцион...

Тут можно, во-первых, возразить ("Телеграф" имел случай посмотреть постановку в Москве), что именно в обыкновенности, обыденности, даже нормальности созданного образа и вообще протекания жизни в пространстве этого спектакля и кроется самый ужас происходящего. Спокойно, обыденно, размеренно сживает Порфирий Головлев со свету ближних. Одним человеком больше, одним меньше – какая разница?

Ненавидеть? Жалеть?

А согласиться можно с теми, кто поздравил театр с искусством – не упрощенным, не играющим в поддавки со зрителем и "интересным даже в своих несовершенствах и противоречиях". Это одна из тех редких сегодня постановок, посмотрев которые тянет говорить не о форме и приемах, не о том, как это сделано. А о том, какие режиссер ставил перед собой задачи, о чем он хотел нам сообщить. Оказывается, зарекомендовавшему себя жутким экспериментатором и формалистом Серебренникову интересно работать и в рамках серьезного, глубокого, неспешного "традиционного" театра. Действительно, он продолжает в "Головлевых" линию не своих же нашумевших спектаклей "Лес" и "Изображая жертву", но поставленных раньше них горьковских "Мещан". Здесь тоже трагедия распада семьи, исчезновения рода, история гиблого места, рока, тотального зла. Отсюда и режиссерские "штучки" – спектакль полон уродов и уродств и просто пронизан абсурдом жизни. И хотя характеры созданы вполне реалистические, однако покойники тут сами укладываются на смертное ложе – и вдруг восстают как ни в чем не бывало и продолжают существовать среди живых. Отчего последние начинают казаться не вполне живыми. И вообще стирается грань между жизнью и смертью, добром и злом, реальностью и сном. Это ощущение усиливается и благодаря сваленным сначала где-то в углу белым мешкам-перинам-подушкам. Они постепенно заполняют всю сцену, превращаясь то ли в сугробы (аллегория бескрайних снежных российских пространств, аллегория бескрайнего одиночества каждого человека в этом мире?), то ли могильные холмики, в которые и "зарываются" один за другим персонажи...

Рассказывая историю опустошения мира, опустошения человеческой души, режиссер выступает в роли прокурора для всех персонажей, Миронов – адвокатом своего героя. Да, мы видим все его мерзкие грехи, но вдруг понимаем, что где-то соглашаемся с его логикой (что тоже страшновато), а в финале, когда Иудушка и сам падает в "сугробы" и исчезает в этом холодном пейзаже, будто и не было человека на земле, в нас просыпается жалость. А может, и вправду стоит пожалеть – о загубленной человеческой душе?