События, в том числе и театральные, могут иметь различный масштаб. Например – вселенский. Или – частный. Во многом масштаб события зависит от ощущений людей, принимающих в нем участие. С точки зрения прогуливающегося мимо афишных тумб на Чистопрудном бульваре гражданина, указанный в репертуаре тот или иной спектакль – так, один из многих. А с точки зрения взволнованно спешащих к подъезду театра зрителей, – единственный и неповторимый. А для актеров — тоже один из многих, но при этом все равно неповторимый.

18.00 ТЕАТР-СТУДИЯ ПОД РУКОВОДСТВОМ ТАБАКОВА. "АНЕКДОТЫ"

Закулисное пространство представляет собой узкий труднопроходимый коридор, в котором то и дело снуют актеры, гримеры, а также помреж Галина Уланова, раздающая миллион указаний и ежеминутно объявляющая: "До спектакля остался час!" И нужно "садиться на грим". За стенкой слышится зычный голос Машкова. Он поет "Жизнь за царя", причем довольно громко. Вероятно, его голос слышен наверху в фойе – театр расположен в подвале – и доносится к зрителю из-под земли. (Впрочем, удивляться нечего, спектакль с участием полуживых не в переносном смысле героев Достоевского и Вампилова, странным образом объединенных режиссером Валерием Фокиным, и без того изрядно насыщен замогильной темой.) Иду на голос. Дверь в гримерку открыта – маленькая-премаленькая комнатка с умывальником и трехстворчатым зеркалом, из которого на меня взглянуло сразу три Машкова. "Любишь петь?" – интересуюсь я. "Безумно!" – заверяет Машков, приклеивая правый бакенбард.

— И оперу?

— И ее. Меня пригласили ставить "Жизнь за царя" с Нестеренко в главной роли в лучшем немецком оперном театре. Оперу не любят за то, что на сцене люди говорят нечеловеческими голосами, а я, кажется, могу сделать что-то особенное (он пытается взять высокие ноты – выходит великолепно).

— Тебя трудно на сцене "расколоть"?

— Практически невозможно. На такие "шуточки" у меня наступает ответная реакция – в этом плане я мстителен. Но артисты ведь постоянно какие-нибудь гадости проделывают... Например, на спектакле "Матросская тишина" шутка была не совсем безобидная. По ходу действия я должен выпить стакан воды, да еще причмокивая. Коллеги вместо воды налили водяры. Я это понял, кстати, на половине стакана. А я играю пьяного и по ходу дела должен еще стакан выпить. (Из соседней гримерки доносится заливистый смех Жени Миронова.) Я назло друзьям выпил еще стакан водки. В антракте стоял под холодным душем.

Из репродуктора доносится голос помрежа: "Внимание, господа, через минуту мы "ложимся", прошу приготовиться!"

"Ну, разве вот это, – приглаживает усы Машков, любуясь своим отражением, – можно не любить?!" Тихо подкрадывается Миронов – видно, что он уже в образе. Машков окликает его: "Жмурик! Жмурик!"

МИРОНОВ (детским голосом): Ну, что? Сыграем? (Мне.) Достань, пожалуйста, у меня там, в сумке, хочу выпить... Да, вот она, минеральная водица (пьет).

МАШКОВ (отрываясь от сложного гримировочного процесса): Жень! У тебя поклонницы есть?

МИРОНОВ (не оборачиваясь, идет к выходу и самодовольно кидает): Поклонницы? Масса!

Выхожу из гримерной с Мироновым в образе Лебезятникова и вижу, как "трупы" выполняют гимнастические упражнения. Затем гуськом отправляются на сцену, напевая хором "Что сказать вам, москвичи, на прощанье...".

Пришли на сцену. Пластиковые полочки-гробики, отдаленно напоминающие барабаны "Спортлото". Актеры укладываются в "гробы", рабочие сцены аккуратно закрывают их пластиковыми крышками. Затем все посыпается натуральной землей, перемешанной с древесной корой. Так они и будут лежать, пока герой Машкова их не откопает...

19.10 ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. "БОБОК"

Помреж командует в микрофон: "Володя Машков и Саша Воробьев, на сцену!" Музыка, начало. За кулисами никого, кроме помрежа и смачно затягивающегося сигаретой Андрея Смолякова – ассистента режиссера спектакля.

— Волнуешься?

— Перед спектаклем — нет. Во время – да. Потому что абсурд ситуации состоит в том, что ты ничего не можешь сделать. Не можешь сказать "Стоп! Сначала!" Так что... шалят нервы, сердце и даже бывает радикулит.

— В смысле?

— Ну, репетировали мы этот спектакль. А один артист простудил спину. Очень сильный радикулит прихватил. Вызвали "скорую". Пока врачи ехали, мы продолжали репетировать – лежа, в позах покойников. Входит медсестра, видит нас всех на полу и делает круглые глаза: "Что, радикулит – у всех?!"

20.05

Спектакль идет своим чередом. Хороший спектакль – никаких выходов-входов, все "мертвецы", лежат себе... Неожиданно откуда-то доносится душераздирающее "на кого ты нас покинул!" . "Это плакальщицы, – кстати объяснила помреж, – они в буфете плачут." Бегом по лестнице. Действительно, у стойки сидят две актрисы и завывают на все лады.

Возвращаюсь как раз к антракту. Нормальная театральная суматоха – пробегает взмыленный Машков, рабочие переставляют декорации. Тут посреди безумия и хаоса появляется спокойный, как Соломон, Олег Палыч Табаков. Его выход – во втором акте. Зайдя в гримерку, мэтр видит плещущегося под краном Машкова.

ТАБАКОВ (начинает своим вкрадчивым голосом): Вовка – чистоплотный! Только у нас здесь один недостаток – моемся мы в очередь. Он, правда, первый постоянно. Почему так? Вроде я старше... Как тут быть – не знаю. (Замечает чьи-то голубые "лодочки".) Вов! Вова, ты чего, решил обувь поменять?

МАШКОВ (включается в игру и отвечает голосом "определенной ориентации"): Да, да, да... Это мои. Ну, и цвет я сразу выбрал – синие!

— Олег Павлович, какая деталь самая главная в Вашем сценическом костюме?

— Жубы! – и, улыбаясь во весь рот, демонстрирует золотую челюсть алкаша Анчугина из вампиловских "Двадцати минуте ангелом".

Звенит третий звонок.

20.30 "ДВАДЦАТЬ МИНУТ С АНГЕЛОМ"

Взрыв аплодисментов – на сцене Табаков. Время от времени доносится пиликанье скрипки, зал умирает от хохота.

В середине действа Олег Палыч, улучив момент, подбегает к режиссерскому пульту, где лежит текст. Просмотрел, запомнил какую-то фразу, удивился, найдя что-то новое для себя, хитро подмигнул и убежал на сцену.

21.15

Спектакль подходит к концу. Последние реплики, и по всем закоулкам кулис разносятся громовые аплодисменты. Финал. Мимо меня в гримерные проходят "мертвецы", "алкоголики". Проходит Табаков, напевая веселую песенку. Спектакль прошел удачно. Но, тем не менее, после спектакля к актерам подходить не рекомендуется – они имеют право на отдых.