ПО ПОВОДУ ОТРЕЗАННОГО УХА...

Газета "Новые Известия"
23.01.1998
Елена Ямпольская

Мне удалось встретиться с Валерием Фокиным за час до начала второго по счету спектакля "Еще Ван Гог…".

— Пушкин, столкнувшись лицом к лицу с безумием, сумел преодолеть зародившийся в нем ужас, только когда написал "Не дай мне Бог сойти с ума..." Признайтесь, у Вас был страх, требовавший выхода через спектакль?

— Я знаю одно: ни от чего нельзя быть гарантированным. Достаточно сказать: "Со мной такого не случится никогда", чтобы это обязательно случилось. Поэтому я с большим вниманием и даже, не удивляйтесь такому слову, с уважением смотрел на людей, встреченных нами в больнице. Как правило, мы не любим их. Мы их опасаемся. Но почему-то нас к ним тянет.

Меня интересует внутреннее устройство человека, в том числе мое собственное устройство. Я тоже часто задумываюсь, позволительно ли, нормально ли так "улетать" в процессе работы. Хотя это очень заманчиво. Вообще способность "улетать" от многого защищает. Скажем, мне надоел разговор с очередным спонсором, и я отключаюсь. Он думает, что я слушаю, а я только киваю головой...

— Мне кажется, что и в спектакле, и прежде всего в аннотации к нему есть некоторая путаница понятий. Нормальность в кавычках и без кавычек – это, вероятно, разные вещи. Неужели Вы действительно полагаете, что творческий человек не может быть нормальным?

— Лично для меня существуют две позиции за пределами нормы. И первая из них – это люди, лишенные фантазии и воображения. Таких, между прочим, большинство. Именно они заставляют всех остальных считать свое убожество "нормой". Их признают физически здоровыми, они могут жить долго и счастливо, но в моем представлении это люди больные. Другой полюс ненормальности – когда фантазия пересекает определенные границы. Можно заиграться – и по-настоящему, и притворно...

— Вот, кстати, еще одна тема, мельком прозвучавшая в Вашем спектакле. Ненормальность в творческих и околотворческих кругах повсеместно становится модой, чуть ли не эталоном. На каждом шагу случается, что реальные творческие достижения человека мизерны, зато он успешно доканывает сам себя, позволяя и без того хилому организму разболтаться окончательно...

— Наигранную ненормальность я не приемлю. Это глупо и противно. Я и галстук-то периодически надеваю в основном для того, чтобы отмежеваться от подобной моды...

— "Синдром Ван Гога" – это официальный психиатрический термин?

— Не совсем так. Но мы услышали это выражение от врача. Его применяют по отношению к художникам, предпринимающим попытки суицида. Их надо "затормозить", усыпить... Сейчас ведь смирительные рубашки не используются, разве что в момент доставки. Мы ожидали увидеть дюжих санитаров, а там сидит бабушка-вахтерша с ключом. Людям колют сильнейшие лекарства, поэтому они ходят вялые, сонные. Они не могут причинить вреда ни себе, ни окружающим, но и способность творить зачастую тоже теряют.

— Вы ставите спектакли об одиночестве, отчаянии, безысходности, зыбкости, неустойчивости... В последние годы Ваш зритель может посмеяться только на втором акте "Анекдотов", где Табаков и Машков "отвязываются", играя двух забулдыг-командировочных, да и то, по-моему, вопреки Вашему желанию...

— Человеческое подсознание, человеческое подполье – на мой взгляд, это самое интересное, что может быть. И это составляет основной предмет моей работы. Конечно, я все время говорю про страхи. В том числе про свои собственные страхи – одиночества, смерти, безумия...

— От спектакля к спектаклю Вы все больше предпочитаете слову пластику.

— Ну, в данном случае было бы нелепо пытаться выразить мир необыкновенного, "ненормального" человека через слово. Только танец – но танец, исполняемый драматическим актером, чтобы избежать концертного исполнения. Если Вы заметили, я профессиональных танцовщиков поставил на второй план. Вообще для меня "Еще Ван Гог..." – это важный этап в поиске чувственного языка. Бытово-психологический театр закончился, у него нет сейчас реальной перспективы. Не надо видеть в этом трагедию: слово исчерпывало себя неоднократно, обычно это всегда происходит под занавес столетия. И все равно однажды поиски нового опять приводили к слову.