Моника Пормале, выпускница Латвийской Академии искусств, последние десять лет является художником и соавтором почти всех спектаклей Нового Рижского театра, постоянно сотрудничая с его основателем Алвисом Херманисом и на других сценах – мюнхенского Kammerspiele, кельнского Schauspielhaus, венского Burgtheater, московского Театра Наций. ...

— Мне хотелось бы поговорить о той Вашей работе, что наиболее хорошо известна отечественной публике, – о "Рассказах Шукшина" московского Театра Наций. Лаконичная сценография этого спектакля, фотобаннеры и стоящая на идеально отполированном деревянном планшете скамейка, всегда напоминали мне о балетном классе – созданное Вами стерильное пространство идеально подходит для демонстрации виртуозного актерского мастерства...

— Изначально Алвису виделись на сцене артефакты далекой Сибири – "эстетика русской избы", как я это называю. Потом уже он понял, что это не самое правильное направление – что мы, иностранцы, можем знать про русскую душу? Это очень опасная дорога. И тогда он понял, что нужно радикально изменить ракурс, уступив сцену московскому глянцу, портретам в духе журнала "Esquire", сделав Шукшина каким-то более "user-friendly", что ли... Рада, что Вы обратили внимание на планшет: мы нарочно сделали его не из ламината, а из чистого дерева, в духе скандинавского дизайна.

— В том, как меняются баннеры по ходу спектакля, заметна сквозная драматургия – недаром ближе к финалу действие упирается в решетки окон барнаульских многоэтажек...

— Это как раз сугубо мой "creation". Я должна была как-то отреагировать на предлагаемые обстоятельства шукшинского рассказа, действие которого происходит не в деревне, а в городе. Требовался радикальный контраст. Если помните, на всех баннерах запечатлен экстерьер – природа или люди на фоне алтайских видов. Я попробовала было сфотографировать интерьеры в Сростках: гостиная, комната, диван, телевизор. Но, будучи снято широкоугольным объективом, это выглядело никак. К тому моменту я сняла фотографии уже для всего спектакля, не хватало только одной. И тогда я подумала: а как это, проведя на Алтае несколько недель, я так и не съездила в Барнаул. И вот как только мы въехали в город, я увидела гектары многоэтажек, которые длятся, длятся и длятся – и сразу поняла, что это то, что нужно. Был еще потрясающий, как будто специально для нас выставленный свет, раннее утро. Эта фотография страшно мне нравится: она ужасна в своей тюремной безысходности. Особенно по сравнению с пейзажами, рекой, природой, которые появляются на баннерах в предыдущих эпизодах спектакля.

— Что для Вас главное в театре?

— Когда мы ставили те же "Рассказы Шукшина", мастера, работавшие над изготовлением декораций, предлагали мне: давайте мы сделаем планшет из самого лучшего ламината – ну, кто из последнего ряда отличит его от дерева?! Я вообще-то очень спокойный человек, и вывести меня из себя можно только такими разговорами. Потому что театр – это территория, на которой нельзя позволять себе никаких поблажек. Потому что срабатывает подсознание, и человек не глазами, но нутром ощущает, что его обманывают. Положим, он может не понимать, из чего сделаны декорации, но чувствовать-то он чувствует, вся эта информация у него записывается внутри – и спектакль он смотрит с циничным "ну, да...", с изначальным недоверием. Реальные вещи создают вокруг себя мощное энергетическое поле, помогая зрителю не просто вникнуть в историю, но глубоко-глубоко нырнуть в нее. Это, собственно, и представляется мне наиболее важным в нашем деле.