Евгений и Мария впервые играют в одном спектакле – Эймунтас Някрошюс поставил "Калигулу" в Театре Наций

ЖИЛЯЕВА: Калигула – сошедший с ума император – еще один мужчина на грани нервного срыва в списке Ваших ролей. Чем они так привлекательны?

МИРОНОВ: Тем, что обыденность и спокойствие ничего не транслируют. А там, где боль, другая психофизика. Если говорить про Гамлета, например, или другого героя высокой трагедии, начинаешь сразу с верхней точки отсчета, с 10-го этажа. Возникает проблема космического масштаба. Интересно наблюдать за действиями героя.

ЖИЛЯЕВА: Только что Вы сыграли Достоевского у Хотиненко. Герои влияют друг на друга?

МИРОНОВ: Чем резче переход от одной роли к другой, тем жестче ты себя ставишь в другие рамки. Приходится сразу меняться. Я привык, и мне это удобно. Хотя Мышкин еще на протяжении года после того, как я закончил сниматься, выходил из меня маленькими порциями, влияя на роли, которые я репетировал или играл в это время. Я играл, например, Дмитрия Самозванца в "Борисе Годунове", и вдруг появлялся Лев Николаевич – настолько обратная краска, что мне необходимо было оправдать ее появление. В следующей сцене я должен был срочно заглушить в себе мышкинские прекрасные начала, потому что там шла другая физиология и другое понимание жизни.

ЖИЛЯЕВА: Все эти герои, роли не давят на Вас?

МИРОНОВ: Не роли, вся жизнь... Зато, если бы я не руководил Театром Наций, мне, может быть, было бы сложнее репетировать императора Калигулу. Или это был бы другой Калигула, поскольку прежде у меня не было такого опыта.

ЖИЛЯЕВА: Какие качества и навыки Вам пришлось в себе развить?

МИРОНОВ: Прежде всего мне помогают мои актерские качества – открытость и демократичность. Прежде чем принять решение, я должен всех выслушать, побывать во всех шкурах. Другое качество, которого раньше, может быть, и не было, – это жесткость. Ответственность я всегда брал на себя. Все мои роли – это ответственность. А жесткость потребовалось развивать, потому что она мне не очень свойственна. С кем работать, а с кем нет, несмотря на дружбу. Взрослые ребята, взрослые отношения. И второе качество, которое я развиваю, хотя моя эмоциональная натура дико сопротивляется, – это сдержанность. У меня что на душе, то и на лице.

ЖИЛЯЕВА: Выбирая проекты для Театра Наций, Вы примеряете спектакли на себя, где сами бы сыграли?

МИРОНОВ: Для меня принципиально важно, чтобы в театре работали режиссеры, которые двигают театральное искусство вперед. Но многие ведущие режиссеры часто ставят условие, чтобы я участвовал в их постановках: они видели меня в проектах Театральной конфедерации, на гастролях. Но сам я против того, чтобы Театр Наций был театром одного артиста! Это не обычный театр, а международный театральный центр, где проходят фестивали, действует образовательная программа, ставятся спектакли молодых режиссеров, и еще много всего...

ЖИЛЯЕВА: И все-таки, почему в русском театре столько абсурда? Достоевский, Хармс, Чехов. И Камю туда же...

МИРОНОВ: И Гоголь! Абсурд, сатира дают возможность взглянуть на происходящее со стороны. Если вечно оставаться серьезным, можно запутаться и сойти с ума. У нас никаких законов нет. Все-таки Хармс. Даже забавно.

ЖИЛЯЕВА: А просто жить, быть обывателем опасно для жизни?

МИРОНОВ: Все-таки совесть значит для нас больше, чем для кого-либо в мире. Так сложилось. И в православии так. Когда я был год назад на Святом Афоне в паломничестве, я был потрясен, когда простоял час в очереди на исповедь. Впереди меня стояли только монахи. Они исповедуются каждый день. Я не понимал, почему так долго. Мне объяснили, что они про мысли рассказывают. Так и Достоевский – выскреб ложкой в желудке все что есть, что болит. Он разбирался в себе – все персонажи, и Настасья Филипповна, и Рогожин, и Мышкин, – все это он сам! Это открытие на уровне Эйнштейна: в человеке есть все. Так бесстыдно, без защиты разбить в пух и прах свое человеческое "я" не смог никто, кроме Достоевского. Говорили, это его болезнь.

ЖИЛЯЕВА: Для Вас это реализм?

МИРОНОВ: Абсолютный. Остальное – кокетство. Достоевский, исследуя себя, доходит до слезы ребенка. Это уже мировая проблема. У меня недавно заболел близкий человек, родственник. И за эти три дня отпала вся суета вокруг. Все закончилось благополучно. Вымаливая это, я словно вымылся и стал воспринимать только самое главное, без шелухи. Значит, надо себя заставлять это делать.