Апокалипсис-1945: теперь на нашей TERRITORIи

Из верхнего яруса действо кажется огромной воронкой песочных часов.

"Мистерия о конце времени" (1969-1971) – последняя партитура автора Carmina Burana. Третья его мистерия (после Пасхальной и Рождественской).

Господа мельницы
медленно мелют,
но тонок помол их.
Все огонь поглотит
и оставит лишь пыль.
Все пройдут сквозь
горящий поток
и сквозь пламя,

– пророчат Сивиллы Орфа в прологе. Им вторят в оркестре сдержанные стеклянные звоны лютеранских Glocken над спящим германским городком. (А для русского уха – дальние путевые колокольцы Страшного суда.)

Рокот физкультпарадов – строевых карнавалов 1930-х – во второй и третьей частях партитуры перейдет в исступление ковровой бомбардировки. В локальный (но уж не для современников и соплеменников!) День гнева над Третьим рейхом. С желтыми язычками живого огня на пюпитрах оркестрантов (то ли церковный воск, то ли коптилки в бомбоубежищах). С воплем Беженца к небесам: Mach das Ende! – положи этому конец, Господи! С белой хлопковой ватой, завалившей крестообразную сцену. С судорожными взмахами черных лопат в этих руинах.

Такие руины 1945-го, к слову, еще в 1970-х стояли в Дрездене кварталами. К окаменелой пыли "мельницы богов" живые не приближались. Вид был страшен.

А о премьере в Москве сайт "Правда.Ру" с гражданским накалом сообщил: "Любимец Гитлера закроет TERRITORIю".

Ну, тут СМЕРШ, как обычно, перестарался. Карл Орф (1895-1982), коренной баварец, внук двух генералов рухнувшей Германской империи, отнюдь не был жертвой рейха. И его миннезингером тоже. Не вступал ни в Сопротивление, ни в НСДАП. Написал музыку для шествий Берлинской олимпиады 1936 года, но уклонился от просьбы Геббельса воодушевить своим талантом Wochenschau.

Но крайне глупо пробовать его анкету на зуб. Вот что важно: Орф явно был человек и художник, связанный всей кровеносной системой со своей страной. А раз так – и со своим временем. И со своей мерой ответственности за оное. Любому теплокровному (они, впрочем, почти перевелись) крайне трудно встать над земным притяжением "общей крови" и горизонтом зрения данной почвы.

Мистерия Орфа (в моем субъективном ощущении) звучит так, точно среди всесветной дискотеки кто-то возглашает с полной мощью сильной души: "Доброго ответа на Страшном суде просим?". И чем страшнее "записанное в книгах", тем сильнее белое каление Покаянного Канона после Освенцима.

По черному экрану, закрывшему орган зала Чайковского, бежит русский перевод древнегреческих, латинских, старонемецких текстов. На крестообразной сцене и на круглом "видео-плафоне" зала тоже, в общем-то, идет перевод на общепонятный язык. Эти дружинницы с подсумками наперевес выполняют долг перед родиной в Осоавиахиме или в гитлерюгенде? Физкультурники с фанерными крыльями воплощают "ястребок" или "мессер"? Кинохроника ХХ века, наша и "ихняя" в нарезку, заменяет фреску "Страшный суд" соц-поп-артом? Серебряный маятник Последних Времен – не из Музея атеизма (он же Казанский собор)?

На плафоне мелькают, сменяя друг друга, свастика, звезда, салюты всех вождей, кресты всех конфессий, альфа и омега, значки иврита, арабская вязь.

Меньше всего знаков нашего времени. Но они есть: картонные короба от холодильников Side-by-Side (в них живут Сивиллы и Анахореты Орфа). Кадр хроники: Белый дом-1993 с черным танковым ожогом, точно фасад пытали паяльником. Люцифер (супермодель Данила Поляков), приносящий покаяние Отцу Небесному (гламурное существо невнятного пола сбросит меха и алые шпильки копыт от кутюр, с усилием превращаясь в Адама "новой земли и нового неба").

Любая Атлантида приходила (или придет) к своему Дню гнева.

Каждый из них – материальная тень того, общего: с семью трубами.

Кажется, музыка Орфа сказала нам именно об этом.