О том, выгодно ли быть продюсером, ради кого он сидит на диете и почему предпочитает дорогие костюмы

Под Новый Год Евгений Миронов выйдет на сцену в премьере "Figaro. События одного дня" режиссера Кирилла Серебренникова.Чем в роли Фигаро удивит зрителя актер, который может сыграть все? На его счету Гамлет, князь Мышкин, Иудушка Головлев, Иван Карамазов и еще масса блестящих работ. Он вдруг находит для себя интересным сниматься в триллере и боевике ("Побег" и "Охота на Пиранью") и, наконец, сегодня играет совершенно новую для себя роль продюсера своего первого театрального проекта.

— Женя, почему для продюсерского дебюта ты выбрал именно "Безумный день, или Женитьба Фигаро"?

— Мы с Кириллом до этого выпустили в МХТ спектакль "Господа Головлевы" и очень устали от тяжелого, хотя и интересного материала. Как-то встретились в буфете МХТ и решили: "Давайте сделаем что-нибудь легкое, веселое." Не сговариваясь, одновременно оба произнесли "Фигаро". Честно говоря, немного таких названий.

— Рискованно, учитывая славу легендарного театра Сатиры. К тому же многие могут подумать,что это коммерческий ход: "Фигаро" ассоциируется с Андреем Мироновым, теперь – Евгений Миронов...

— Если вспомнить мои роли, я всю жизнь рискую. Мы ни на каких ассоциациях не играем. Просто делаем то, что интересно, без оглядки на кого-либо. Мы не повторяем прошлые победы и неудачи, мы просто ищем своего Фигаро.

— Зачем тебе продюсерство? Это – головная боль! Если бы ты предложил идею "Фигаро" Табакову для МХТ, он бы не отказал....

— Еще какая головная боль! Не отказал бы, безусловно. Но я захотел отвечать за все сам. Просто в театре и в кино меня переодически что-то не устраивает, и исправить это невозможно: отдельные непрофессионалы наняты не мной. Я мучаюсь, выкручиваюсь. Вот я и решил попробовать сделать все сам. Но если что-то будет сделано плохо, виноват будет только один человек – я.

— Кирилл Серебренников, как правило, переносит пьесу в другое время. Как будет у вас?

— Безусловно, мы играем не в кринолинах, но и назвать год, в котором все это происходит, я не могу. И к современности это не отнесешь, у нас там нет мобильников. Раскрою одну придумку Кирилла: у нас в спектакле будет мини-ансамбль. Так что, кроме репетиций, мы еще и музыкой занимаемся. Авангард Леонтьев (Бартоло) и Александр Новин (Керубино) освоили бас-гитару, Юля Пересильд (Сюзанна) – барабаны, я – фортепиано, Лия Ахеджакова (Марселина) – маракасы, Аня Уколова (Фаншетта) – аккордеон. А Лена Морозова (Графиня), Виталий Хаев (Граф) и Андрей Фомин (Базиль) поют и танцуют. У меня партнерша молодая и стройная! Стараюсь соответствовать – худею,на салатиках сижу!

— Что тебя больше всего волнует в "Фигаро"?

— Там столько всего!А этот знаменитейший монолог: Бомарше взял и своими руками нарушил законы драматургии. Вдруг в середине спектакля остановка, и Фигаро очень серьезно говорит о том, что его волнует, – о политике, религии, свободе слова. Когда-то Людовик XI запретил эту комедию – там такие вещи говорятся про церковь, про власть... Сегодня это звучит не то, чтобы современно!.. Я боюсь, что пьеса опять будет под запретом. (Смеется.)

— Тяжело выучить длинный монолог Фигаро?

— Еще как! Три полные страницы текста – ужас! Я вообще тяжело учу текст. Хотя, безусловно, Бомарше учится легче, чем Достоевский. У Федора Михайловича речь усложнена оборотами – их можно только зазубрить. Это как стихи: если у тебя вылетает одно слово, надо начинать с первой строчки.

— Ты думаешь о том, чтобы "Фигаро" был коммерчески успешным проектом?

— Специально мы для этого ничего не делаем. Будет коммерческий успех – хорошо. Но ради привлечения внимания попу показывать не будем, спектакль не про это.

— Женя, чтобы отвечать за все, нужна определенная жесткость. Тебя трудно назвать жестким человеком.

— Я сейчас обнаружил в себе две черты. Первая – нетерпимость, что непозволительно руководителю, и вторая – как раз недостаток жесткости. Учусь восполнять этот пробел каждодневно.

— И как удается побороть нетерпимость?

— Очень тяжело себя сдерживать. Так что это еще эксперимент над собой.

— Ты уже думаешь о планах после "Фигаро"? Например, чтобы и в кино сменить тему?

— Думаю о продюсировании кино. Хочу попробовать, чтобы понять, мое это или не мое. Я все хочу попробовать. Лучше "провалиться", поняв что-то, чем умереть без знания. (Улыбается.)

— В "Табакерке" на днях пройдет 200-й спектакль "Страсти по Бумбарашу". Не последний?

— Ой, каждый раз мы пытаемся закрыть его, но когда мы выходим на поклон, ощущение, как от премьеры. Мы приходим в гримерку, и даже мысли не возникает о том, что не будет следующего "Бумбараша". Наверное, мы его закроем, только когда я свалюсь со стола в танце и буду, как великая Андровская в "Соло для часов с боем", сидя махать платочком. (Смеется.)

— У тебя, наверное, совсем нет времени на общение с друзьями, родными. Я знаю, что ты теплый, компанейский человек.

— Сейчас как на войне или в заключении – такой период. Друзья мне шлют посылки, передачки, письма. Все понимают и очень меня поддерживают.

— А другой период когда-нибудь был?

— Какие-то мгновения вспоминаются. (Смеется.) Честно говоря, я не помню, когда последний раз мы собирались все вместе. Хотя нет, в октябре, в день рождения Тимоши (племянник, сын сестры Оксаны – прим. ОK!). Ну, что делать? Я не могу эту колесницу остановить.

— После премьеры "Гамлета" ты рассказывал, как "приходил в себя" в санатории. С "Головлевыми" ничего подобного не было?

— Нет. Это другая история. Там было опустошение, потому что я абсолютно точно в течение трех месяцев был в наркотическом опьянении от Шекспира и от Штайна. А "Головлевы" просто нелегко давались, особенно финал: я только сейчас стал его нащупывать.

— Кроме общения с любимицей – той-терьером Чапой – какие еще расслабляющие моменты есть в твоей жизни?

— Сейчас нет. С конца мая у меня очень тяжелый период, потому что начались съемки "Апостола". Я должен сыграть двух братьев, пришлось овладеть многими навыками: боксом, прыжками с парашютом, самбо. Правда, это все немножко по-дилетански, но зритель должен поверить, что я всю жизнь боксировал или прыгал с парашютом.

— А ты действительно прыгал с парашютом?

— Да, правда, с вышки. Съемки шли все лето, а кроме того еще были гастроли в Бразилии с "Борисом Годуновым". В сентябре я тоже снимался, а потом мы в Одессе десять дней репетировали "Фигаро". Мы решили, что этот город очень соответствует пьесе своим авантюризмом и блеском. Там мы всей компанией провели десять незабываемых дней. Потом был фестиваль современного искусства TERRITORIЯ в Москве, и опять начали репетировать. Ну, где тут расслабиться, скажи? Пока негде.

— В спортзал ходишь?

— Сейчас некогда. Я начал посещать зал, чтобы набрать форму для "Апостола". И действительно втянулся. Я, как артист, верю в предлагаемые обстоятельства: надо "качаться" – я это делаю. Сначала не нравится, потом вхожу во вкус, как в роль. То же с продюсированием: у меня ощущение, что это какая-то тяжелейшая роль, в которую надо войти, а дальше либо освоиться, либо доиграть и найти другую роль.

— Ты вместе с Кириллом Серебренниковым организовал фестиваль современного искусства TERRITORIЯ. Что из увиденного там тебя потрясло?

— Потряс меня венгерский театр – абсолютно шоковый. Я сначала даже не знал, как реагировать на голую натуру на сцене и на ненормативную лексику. Но потом въехал.

— Но ведь ты сказал, что, например, голые попы тебе не интересны.

— Так ведь попа попе рознь. Только такая сильная форма, бьющая по нервам, может подействовать на зрителя, например, в этюде про количество ежегодных абортов в Венгрии. А у нас в стране происходит взрыв в школе – мы на секунду ужаснулись, и через секунду у нас уже другое событие. Сейчас боль стала такой приемлемой, что на нее уже не реагируют.

— Ты стараешься как-то поберечь свою психику, не реагировать на что-то?

— Я как раз стараюсь реагировать.

— Писали, что ты приобрел домик в Испании.

— Это неправда. Причем не просто писали, еще и напечатали интервью с моей мамой и с сотрудником фирмы, который подробно описывал местоположение моего дома и количество комнат. Я был потрясен.

— И что же делать в такой ситуации?

— Вот здесь – как раз не реагировать. Джон Малкович, когда мы снимались в фильме "По этапу", мне сказал, что он ни разу в жизни не ответил ни на одну статью.

— Правда, что ты не позволяешь себе многое, потому что люди сегодня очень плохо живут?

— Нет, это ханжество. Что же, я теперь должен ходить в кирзовых сапогах? Если я иду на какую-то премьеру или вечеринку, я обязан выглядеть достойно, на меня же смотрят. Прикидываться я не хочу. Просто нужно знать меру, уметь сдерживать себя. Вот сейчас я купил машину, которая мне удобна, – "Мерседес".

— Но не "Бентли" же или "Ламборгини"!

— Мне некогда тешить свое тщеславие. Я сейчас никого не обвиняю, пусть они хоть обдольчегаббанятся (хотя у меня костюм от Dolce & Gabbana) или обламборгинятся, если им от этого хорошо. Может, я и урод, но, знаете, у меня нет такой страсти. Я хочу поразить тем, что я умею или пытаюсь сделать, а не маркой машины. А то что же, завтра у кого-то появится машина еще лучше, и я буду сходить с ума, копить деньги, воровать или занимать... Это бессмыслица. А хочется уважать себя и жить осмысленно.