ТИХИЙ ГАМЛЕТ НАШЕГО ВРЕМЕНИ

Журнал "L'Officiel"
03.2004
Олег Лошкарев

В день отъезда из Киева он отстраненно бродил по Крещатику, останавливаясь у лотков с видеокассетами и разглядывая аляповатые механические игрушки. И, наверное, радуясь тому, что никто не оборачивается ему вслед. В самом деле, трудно соотнести этого невысокого, худощавого и в общем неброского мужчину-подростка со вчерашним Лопахиным из "Вишневого Сада" Някрошюса. Тем более – с Мышкиным или штайновским Гамлетом. Но беседуя с ним, вообще забываешь, что есть рейтинги, агенты и все прочее, что определяет сегодня "рыночную планку" актера. Есть профессия – пожалуй, самая непрогнозируемая из всех. И личность человека, достигшего в ней максимальных глубин и высот. А роли, сыгранные Евгением Мироновым в неполные сорок, убеждают в полной справедливости его щедрой актерской Судьбы.

L'OFFICIEL: Евгений, что для Вас актерская Судьба – лотерея, экзамен, который в принципе можно сдать, если подготовиться, или нечто иррациональное, непознаваемое, данное свыше?


МИРОНОВ: Это и есть все, что Вы сейчас сказали. Безусловно, это и какое-то стечение обстоятельств. С другой стороны, ты должен быть подготовлен, потому что иначе можно прозевать. А в-третьих, это действительно абсолютно непостижимая профессия. Даже не профессия: для того, кто серьезно ею занимается, она перестает быть профессией и становится смыслом жизни. Он артист не с восьми утра до шести вечера, а до кончиков пальцев, нон-стоп. Но в обучении этой профессии есть ремесло, есть законы. Как у летчиков кнопки: тебя научили системе – как их нажимать, а дальше... Дальше нужно закрыть этот ларчик на ключик и абсолютно забыть – они все равно всплывут, эти законы, никуда от этого не деться. Как говорила Раневская : "Если бы я забывала об этом на сцене, то упала бы в оркестровую яму". Я не падаю, потому что знаю законы : где заканчивается сцена и начинается зрительный зал.

L'OFFICIEL: И все же, наверное, нет актера, который никогда не "падал" бы...

МИРОНОВ: В "Орестее" Штайна в Москве у меня действительно был провал – я сам так считаю. Я впервые вышел из маленького театра Табакова, стоместного, на площадку в две с половиной тысячи мест. И мне казалось, что вот хожу красавцем, в белом плаще, и этого достаточно – сейчас зал замрет... Нет. Ничего такого не случилось, я жестоко обманулся. Потому что был очень хорошего о себе мнения. В оной статье писали, что Штайну не повезло с Евгением Мироновым. Тогда я понял свою ошибку и нашел, придумал этого Ореста. И через полгода, когда играли в Париже, спектакль прошел потрясающе. Так что это был очень хороший урок для меня.

L'OFFICIEL: У Штайна Вы сыграли и Гамлета – роль, к которой иные актеры созревают, когда уже время играть короля Лира. К Вам главная шекспировская роль пришла вовремя. Была ли она для Вас тем самым испытанием?

МИРОНОВ: Знаете, я лишь потом понял, что такое Гамлет. Все, что в тебе есть, все, чему ты научился, какой ты в жизни – в Гамлете это есть все! Но только три года спустя я стал какие-то вещи понимать, которых не понимал после премьеры. Эту роль можно играть бесконечно. И я очень скучаю по ней, потому что играю редко. Я понял, почему Гамлет – "королевская" Роль: что ни играй после нее, включая Мышкина, – все это только отдельные цвета той палитры, которая вся собрана Шекспиром в одной роли. Я раньше, по своей темности, считал Гамлета пассивно-безэнергетичным. Но Штайн мне по строчке его расшифровал и каждая фраза стала как лобзиком выточенная. Еще одна вещь, потрясающая: я впервые не играл характер. Иногда характер человека можно выстроить, сконструировать, оттолкнувшись от детали – вот, например, от прически. Это школа Константина Сергеевича, известная. А тут я увидел: Гамлет как ртуть – он постоянно меняется на глазах, и я не знаю, какой это человек. И я оттолкнулся не от внешнего, а от внутреннего.

L'OFFICIEL: Говоря о русской драматической школе, мы автоматически подразумеваем Станиславского. Вам довелось работать с нерусскими режиссерами: Штайн, Доннеллан, Някрошюс. Есть ощущение контраста?

МИРОНОВ: Так сегодня все перемешано... Но большой режиссер – он и в Африке большой режиссер. Когда я работаю у Някрошюса, то уже не знаю, кто больше понимает Чехова – мы или он. Что такое его метафоричекий театр: потрясающе гениальные фантазии режиссера, и его актеры играют, выполняя какие-то "функции". Они исполнители, не более того. Но когда он стал работать с нами, то был, по-моему, сам очень приятно удивлен тем, что мы, кроме выполнения этих функций, стали добавлять, привносить свое, собственное.

Штайн в "Орестее" и "Гамлете" абсолютно разный: в первом – диктатор, а на "Гамлете" царила абсолютная демократия: давайте что-нибудь вместе придумаем. Мне кажется, он был не очень готов к работе. И после премьеры, в самый сложный момент, когда ребенок только рождался, он бросил нас. Он всегда бросает, как кукушка. А через три года он приехал в Японию, и спектакль ему очень понравился.

L'OFFICIEL: Вы актер театральной школы, но постоянной "прописки" театральной, как у большинства Ваших коллег, не имеете. Комфортней быть "неприкаянным"?

МИРОНОВ: Да, школа у меня театральная, но я уже не могу назвать себя только театральным артистом, потому что уже в течение года снимаюсь в кино. Никаких премьер в театре, кроме "Вишневого сада", у меня за последнее время не было. И какого-то "якоря" сейчас постоянного у меня нет. Комфортно ли? Да. Я пережил момент какой-то печали по поводу того, мол, как же так: у меня нет "дома", своей гримерочки, как артисты многие привыкли. В театре Табакова у нас была одна гримерка на несколько артистов. А сейчас у меня этого нет. Сам виноват – захотел делать то, что хочу, и выбрал этот путь.

L'OFFICIEL: А в отношениях с режиссером, когда обсуждаете роль – играете по его правилам или отстаиваете свое видение?

МИРОНОВ: Компромисс можно искать, но диктат не могу принять, не умею. Иногда я бываю неправ, но я привык отстаивать себя и то, что думаю по поводу роли. В работе я перестаю придерживаться этикета – так было и в "Гамлете", и в "Идиоте".

L'OFFICIEL: Как Вы нашли образ своего Мышкина? Не было риска повторить печальный опыт Юрия Яковлева после Пырьевского "Идиота"?

МИРОНОВ: Нет, у нас просто прекрасная атмосфера была. Мы снимали у Кремля, и Машков Володя очень смешно кричал: "Путин! Дай денег на кино!" Очень хорошая атмосфера. Я пересмотрел всех самых известных Мышкиных: у Вайды очень интересное было решение, финал потрясающий, очень интересно у Куросавы, у Смоктуновского, Яковлева, у Гриценко... Но у меня свой Мышкин. Как он рождался... Был уже первый съемочный день. До этого мы с режиссером говорили о роли два раза по полчаса. Обычно ищут месяцами, а тут мне просто наклеили бородку, усики. И вот отсняли первый дубль, второй, третий... Я смотрю на себя в монитор: просто идет Женя Миронов, только с усиками и с бородой, и прикидывается, причем так неталантливо, Мышкиным. У меня был ужас оттого, что я не знаю, как его играть. Но прошла неделя, и я нашел своего "идиота".

L'OFFICIEL: Сегодня, при стольких наградах, приходится ли чувствовать себя студентом?

МИРОНОВ: А что такое награды? Я снимался с Чуриковой – раскрыв рот, действительно, как студент – так она дотошно докапывается до роли! Так "достает" этим режиссера и всех на площадке, пока не найдет, откуда что возникает! Я просто влюбился в нее. А награды... Вот меня наградили "Золотым Орлом", я сразу после этого сел в самолет и улетел в Питер на съемки к Леше Учителю. Там сложнейшая сцена была, которая у меня никак не получалась. И меня подкалывали: как же так – у тебя же "Орел". Вы знаете, каждый раз учишься заново, с нуля – если ты делаешь по-настоящему, а не пользуешься готовыми штампиками.

L'OFFICIEL: Ваша актерская фортуна кому-то покажется неприлично щедрой. Нет ли, по-вашему, в этой щедрости какого-то скрытого коварства? Вами сыграна почти полная классическая обойма: Чехов, Гоголь, Достоевский, Шекспир, в конце-концов – а куда же дальше?

МИРОНОВ: Табаков недавно обо мне написал, что у меня "олимпийская гонка за ролями". Да я ни Мышкина, ни Гамлета играть не хотел, никогда. Моему темпераменту это совершенно несоответствующие люди. Но они ко мне, слава Богу, приходили, мне на них везло и везет. А такой проблемы – куда двигаться дальше – у меня нет. На самом деле, она была, после "Гамлета", мне все казалось таким кислым после этой роли. И меня тогда спас Мышкин. А после Мышкина спас Лопахин. Опять-таки, это "не моя роль", как и Иван Карамазов – но тем интересней было для себя это "разрушить".

L'OFFICIEL: Успех, популярность изменили Ваше отношение к деньгам? Вы научились ими пользоваться?

МИРОНОВ: Не-а. Видимо, урод я, изначально. Мне грех жаловаться: на мою работу, мне очень хорошо платят. Мало того, я хорошо знаю, сколько я стою на сегодняшнем рынке – у меня есть агент. Но если завтра мне принесут хороший сценарий на три копейки – а их приносят – я пойду. Хотя и ругают меня за это мои родные и близкие. Я не виню коллег, которые ради денег идут на что-то – деньги всем нужны. Но у меня не было таких "остановок", которые бы заставили сниматься в какой-нибудь ерунде. Я могу позволить себе ничего не делать. Деньги, конечно, дают свободу, но их рабом я никогда не был.