Мы беседуем с Женей Миронов в ресторане на Чистых прудах, недалеко от дома, где он живет. Знакомиться нам не надо. В течение трех лет Женя слушал мои лекции по истории зарубежного театра и литературы и теперь божится, что не скучал на занятиях. Потом мы оба получали престижную премию Станиславского. Впрочем, у Жени это – только одна из многочисленных премий, включая Государственную, "Нику", "Чайку", "Хрустальную Турандот", несколько званий лучшего актера года...

Зведа его взошла рано. Еще студентом Школы-студии МХАТ он снялся в трех фильмах, в 1990 году стал актером Театра под упрравлением Олега Табакова, а с 1991-го вместе с режиссером Валерием Тодоровским начал собирать урожай отечественных и международных призов за фильм "Любовь". Гениального компьютерщика Мишу Волоха в "Лимите" Дениса Евстигнеева Миронов сыграл "одними глазами". В другом фильме Дениса Евстигнеева "Мама" (1999) две лучшие сцены картины – те, в которых он исполняет лезгинку и какой-то замысловатый, с кульбитами и молниеносной быстротой движений, ковбойский танец: танцует, все больше увлекаясь, впадая в раж, в искрометный экстаз. Выясняется, что в Миронове – будущем главном герое трагических спектаклей – сокрыт лицедей-гистрион, скоморох, что он мог бы до конца дней эксплуатировать этот Божий дар, ограничив себя амплуа выдающегося комического актера. Таким сейчас он себя проявляет в комедии Рея Куни "№13", которую поставил во МХАТе Владимир Машков. Но Миронов не прочь бросить иронический отсвет и на драматические роли. Так происходит в поставленной Декланом Доннелланом величайшей русской драме – пушкинском "Борисе Годунове". Лучшая сцена – сцена у фонтана, превращенного режиссером в бассейн, в который прыгают охваченные любовным пылом Лжедмитрий и Марина Мнишек (Ирина Гринева)... "Я готов играть эту сцену без конца – не весь спектакль, а именно эту сцену", – говорит Женя.

МИРОНОВ: Я родом из Саратова, точнее, из военного городка "Татищево-5" – час езды на электричке от Саратова. Родители мои никакого отношения к театру не имели, сейчас уже имеют, мама – билетер-контролер в театре. Я и Оксана, моя сестра-балерина, – первые, которые пошли в роду по художественной дорожке. Хотя, вспоминая свое детство, я думаю: Боже мой, как я сейчас скучно живу! Все праздники – Октябрьский, Новый год, 8 Марта, 1 Мая – мои родственники вытворяли невообразимое, снять бы про это фильм! Какие немыслимые концерты были – кто на бубне, кто на баяне, а иногда заканчивалось и дракой...

СИЛЮНАС: А когда Вы окончательно решили, что станете актером?

МИРОНОВ: Это было со мной всегда. Я делал спектакли в музыкальной школе, куда родители заставили мения поступить – учиться играть на аккордеоне. Советское время было, и там устраивались тематические вечера "Защита профессии". Например, профессия – телеграф, почта, и я писал пьесу про телеграфистку Дуню Морозову, которая вела очень легкомысленный образ жизни и все путала, вместо телеграммы "ждите дочку" посылала "ждите бочку". Сам ставил свою пьесу и сам играл Дуню. С тех пор мечтаю сыграть женскую роль в кино, завидую Калягину и Табакову – это же такая прелесть! Ставил я и оперу "Красная Шапочка" на музыку "Аиды" Верди, Оксана была Красной Шапочкой, я – человеком-оркестром, а одноклассники – медведями, волками...

СИЛЮНАС: Что Вас привело именно во мхатовскую студию?

МИРОНОВ: В 14 лет после восьмого класса я поступил в Сараторвское театральное училище на курс Валентины Ермаковой, и когда заканчивал его, увидел Табакова в телевизионной передаче, в которой рассказывалось, какой он прекрасный педагог. Поскольку я любил его как артиста, никаких альтернатив у меня в голове не было, я поехал в Москву, чтобы поступить к нему на курс.

СИЛЮНАС: Ваша популярность началась с фильма "Любовь". А как сейчас Вы относитесь к "Любви" в кавычках и любви без кавычек?

МИРОНОВ: У меня была история, похожая на ту, которую я в этом фильме сыграл. Но все же играл не себя, а характер – человека из простой рабочей семьи... Часто мы думаем, что любовь – это нечто такое, что не с нами происходит, и вдруг все случается – впервые. И у нас с Валерой Тодоровским многое в кино еще было впервые. И нам так хотелось получить "Оскар", очень хотелось! А что касается любви без кавычек, то это страдание, большая мука, все равно, ответное ли это чувство или безответное. Если тебе отвечают взаимностью, все равно лезут в голову дурацкие мысли, по-настоящему ли это. И так же плохо, когда абсолютно все способы заставить себя полюбить уже израсходованы, и ты понимаешь, что ничего сделать нельзя, но смириться с этим невозможно. Поэтому нередко, когда возникало это чувство, я прятался в скорлупу и уходил в работу. Говорят, что любовь помогает работе – ничего подобного! У меня слетело несколько работ, потому что я ходил в невменяемом состоянии. Думали, что я был пьяный, а я был трезвый, но ничего, кроме предмета любви, меня не интересовало. Это одно из страшных чувств – любовь. Но ведь чувство не спрашивает, когда ему прийти (смеется). Сейчас я влюблен... И когда мы снимали "Любовь", мы все были влюблены друг в друга... Кстати, "Любовь" долгое время не была широко известна. Ее крутили лишь на фестивалях, где мы получали множество наград. Признание началось с фильма отца Валеры Петра Тодоровского "Анкор, еще анкор!".

...За окнами возле Чистых прудов грохочет трамвай, мне почему-то вспоминается трамвай у Патриарших прудов, под который попал несчастный Берлиоз в "Мастере и Маргарите", и я думаю, что Женя, может быть, когда-нибудь сыграет Мастера, что, похоже, и его станут звать Мастером, и что его слава абсолютно заслужена.

СИЛЮНАС: А Вас не раздражает чужая слава? Есть ведь такая ехидная поговорка: "Актеру мало, чтобы его похвалили, надо, чтобы еще обругали его товарища". Не бывает ли недоброжелательности по отношению, например, к Володе Машкову, которого порой выдвигают вместе с вами на одни и те же премии?

МИРОНОВ: Да нет, Вы же понимаете, мы однокурсники. Слишком много нас с ним связывает. В студенческие голодные годы он изобрел какую-то сетку из ниток, ловил ею голубей у памятника Фадееву, готовил и выдавал за молодых цыплят, которых будто бы по знакомству достала знакомая продавщица. А сейчас, когда Володя ставил спектакль "№13", он все время что-то безумно придумывал, и мы хохотали до упаду.

СИЛЮНАС: Но, в отличие от Володи, Вы не собираетесь в Голливуд?

МИРОНОВ: Туда, наверное, надо ехать совсем юным, чтобы язык стал как родной, а то будешь сниматься только в ролях русских эмигрантов или мафиози... Меня приглашали играть русского космонавта, который ходит в ушанке, жрет водку и матерится – охота сниматься сразу отпала. И еще мне кажется, что сейчас происходят очень интересные вещи в русском театре. Не я один так думаю – -мы были на гастролях с "Борисом Годуновым" в Англии, В Голландии, на фестивале в Авиньоне: за кулисы заходили такие звезды первой величины – Жюльетт Бинош, Джозеф и Ральф Файнс, говорили о желании вместе работать и произносили такие лестные слова, что их неловко повторить. Похоже, мы умеем делать то, что никто не умеет делать.

СИЛЮНАС: Да и французская пресса в дни Авиньонского фестиваля называла Вас не иначе как блестящим русским актером. Газета "L'Express" писала, что как хорош "Евгений Миронов, звезда русского экрана, жесткий и по-мальчишески трогательный", газета "Le Monde" называла сцену у фонтана "фантастической сценой".

Наконец мы говорим о Гамлете, сыгранном Женей в постановке Петера Штайна и вызывающем не менее хвалебные международные отзвуки. Этот Гамлет, здорово орудующий складным ножом, слава Богу, еще лучше умеет обращаться с саксофоном. Женя научился играть на саксе по просьбе Штайна – и как играть! В звуках инструмента в его руках слышны тоска, нежность и одиночество (из разговора с Женей: "Саксофон – такой одинокий").

МИРОНОВ: Знаете, я никогда не хотел играть эту роль. Совершенно не понимал, чего Гамлет так мучается. Штайн открыл мне его, разбирая чуть ли не каждое слово первоисточника. И я почувствовал: Гамлет очень артистичен. Еще не было такого слова "режиссер", но ведь Гамлет поставил удачный спектакль при дворе, и Клавдий "прокололся". В нем развито игровое начало, но, вынужденный приспосабливаться к всеобщей игре, он заигрывается и убивает много людей. Он вообще неоднозначный. Я стал записывать определения, какой он: Гамлет-жестокий, Гамлет-добрый, такой, сякой, еще этакий – не хватило странички. У меня столько этих определений, потому что Гамлет часто меняется. Меня это потрясло, и я думаю, что еще не воплотил многих его граней.

СИЛЮНАС: Судя по Вашим словам, Штайн повлиял на Вас во многих смыслах?

МИРОНОВ: Три года я одевался так же, как он, – во все черное. А теперь я в светлом (смеется) – молодежный стиль, что ли...

СИЛЮНАС: С Вами Штайн поставил "Орестею" Эсхила и, что называется, поставил на Вас "Гамлета", с Вами Доннеллан поставил "Бориса Годунова"... Эти режиссеры, входящие в пятерку мира, следовательно, и Вы можете считать, что входите в первую актерскую пятерку. Вы чувствуете, что всего достигли?

МИРОНОВ: Да нет же, я учусь – и думаю, что буду учиться всю жизнь. Очень люблю дневники Олега Ивановича Борисова, в которых он – выдающийся актер – рассказывает, как переживал, что не так прочитал какое-то стихотворение.

В ноябре Жене исполнилось 35 лет, но он не собирается мешкать на перевале – скорее, наоборот. В эфире скоро прозвучат 20 серий сделанного режиссером Марленом Хуциевым радиоспектакля про Пушкина с Мироновым в главной роли, он играет Треплева в "Чайке" во МХАТе, снимается у Валерия Фокина в "Превращении" Кафки...

МИРОНОВ: Олег Иванович Борисов написал про "Анкор, еще анкор!": "У Жени большие глаза, как у меня в молодости". Я посмотрел в зеркало – нет, у меня не большие глаза, наверное, состояние открытия мира и себя меняет человеческую внешность. Но я уже приловчился к этой жизни, понимаете, приловчился.

Он говорит об этом, как о чем-то пугающем, но он боится зря. Вот уж кто никогда не приловчится – это Евгений Миронов, один из самых верных себе и непосредственных художников. Состояние открытия мира и себя он играл в фильме "Мусульманин" Владимира Хотиненко, и в спектакле "Карамазовы И АД" Валерия Фокина. Вот что удивительно: при этом в нем не убавилось искренности, которая привораживала к нему еще в студенческие годы. Женя признается, что ему трудно было за что-то браться после Гамлета: "Я окончательно развращен Шекспиром". Гамлет – и в самом деле единственный в своем роде герой: в нем, как в зеркале, прямо отражается эпоха. Таков и Евгений Миронов – актер, не умеющий фальшивить.