ЕВГЕНИЙ МИРОНОВ: МОГЛА БЫТЬ ГАДКИМ УТЕНКОМ, А МОГЛА – БОГИНЕЙ

(Благодарность Татьяне Кучерявой)

О Елене Майоровой

Ей, несомненно, не хватало любви, потому что душа такая, такой душевный масштаб. Я убежден в этом. Я давно придумал метафору: "У каждого человека есть свой колодец". Глубина этого колодца, наверно, и отличает нас друг от друга. Так вот, у Лены этот колодец был просто невероятной глубины.

Впервые я увидел Лену на сцене теперешнего Театра Наций, а тогда это был филиал МХАТа, в спектакле "Зинуля". Это была ее первая большая роль во МХАТе, и она ее очень отчаянно играла, хотя пьеса была слабенькая, на производственную тему, но она выдавала на градус больше, чем было нужно. И она меня так удивила какой-то своей неотесанностью, простотой, даже какой-то грубостью... Она резко отличалась от привычных заштампованных молодых актрис. Было ясно, что это личность. Она сразу запомнилась. Это было очень сильное впечатление. Потом я узнал, что она училась у Олега Павловича Табакова. Наверное, она обо мне тоже что-то знала, потому что у меня к тому времени уже были какие-то фильмы. Но сдружились мы на "Орестее" Штайна. У нас была большая компания, в которую, кроме Тани Догилевой и Лены, входил еще Игорь Костолевский, Влад Сыч и Слава Разбегаев. Не знаю, почему мы сошлись, – может, потому, что маленькие роли играли артисты Театра Российской армии, а главных героев – мы люди, приглашенные со стороны. Это нас автоматически разделило, хотя потом все сдружились. А уж наш маленький коллективчик стал просто семьей, мы очень плотно дружили. Спектакль жил в течение 3-4 лет, и мы с ним объездили полмира: проехали по всей Европе, были и в Греции, много чего видели, делились друг с другом сильными впечатлениями...

Когда впервые увидел Лену в "Орестее", был потрясен. Не знал, что она может быть такой. Не представлял, что она может быть так красива, поскольку не видел ее в таких ролях. А ей досталась роль богини Афины. На нее надели платье из ракушек немыслимой красоты, которое весило 15 кг, но она держалась так прямо, будто оно было из пуха. Что касается ее красоты... Дело, конечно, не только в платье и гриме, точнее, совсем не в этом.Она в жизни редко красилась, но у нее все равно были очень выразительные черты лица. Ей очень шла естественность. Она сама по себе была красивой, хотя могла быть и гадким утенком – сгорбленной, с длинной шеей, с сигаретой в руках, а могла быть... богиней Афиной. В глазах мужчин, которые после спектакля дарили ей розы, я видел, что они рабы, они стояли перед богиней. Елена снисходительно принимала эти цветы, а в гримерке тут же хохотала, визжала (она была хохотушкой), брала сигарету и опять становилась тем же гадким утенком. Она прекрасно меняла эти свои маски.

Она очень увлекалась фотографией. По-моему, даже издан целый альбом ее фотографий. Наверняка это было влияние ее мужа-художника Сережи Шерстюка, он направлял ее взгляд на то, на что она, может быть, не обратила бы внимания – например, на то, как интересно лежит предмет. Но когда я смотрел фотофрафии, думал: "Как интересно!Я бы тоже обратил на это внимание". Ее дарование открылось и в этом...

Думаю, она любила только своего Сережу. Но чары пускала просто. Ей был интересен сам процесс – поймать кого-то. На вечеринке она еще была Афиной, и, когда человек ловился на ее крючок, ей это сразу становилось неинтересно, потому что для нее было совершенно невозможно – предать. Но поиграть в это – ради Бога...

Она быстро находила общий язык с незнакомыми людьми. Но это не значит, что она была с ними запанибрата. Лена знала себе цену. Она была девочкой с Сахалина, прожженной, ее нельзя было просто так "взять", она четко давала понять, если человек переходил эту грань. Но с близкими людьми Ленка была просто свой парень. С ней, что называется, можно было пойти и в разведку, и в поход, чего бы это ей ни стоило.

Она была очень компанейской. Помню, как мы приехали в Грецию. Стояла дикая жара, а нас отвезли в гостиницу километров за пятьдесят от моря. Было ощущение, что мы в городе Шахты Ростовской области: три сопки, раскаленный асфальт, нет кондиционеров. В общем, вот так по-свински поселили русских артистов. Мы пребывали в какой-то депрессии, апатии... Вдруг из Афин прибыли продавцы шуб – оказывается, они ехали по нашим стопам, зная, что русские любят шубы... И вот они стали торговать шубами на лужайке, на которую в эту 50-градусную жару высыпали все наши женщины, включая Лену. Они накупили шуб, а потом, когда чуть-чуть стемнело, стало попрохладнее, мы включили музыку, и Ленка начала в этой шубе, на этой траве показ мод с танцами. Она "завела" всех. Вышли девки в шубах, подключились все артисты, мы выпивали "Метаксу". Я такого шоу никогда не видел. Полунин отдыхает, глядя на то, что они вытворяли. Все это была Ленка... Взяла – и эту неприятную ситуацию совершенно оправдала, еще и повернула в свою пользу.

Мы тогда все были бедные, нищие, несмотря на то, что все уже были звездами. И мы считали эти суточные, чтобы на них что-то купить себе и своим близким, любимым. И я видел, как она считает, как ходит по магазинам, выбирая что-то своим сахалинским, как и я – своим саратовским, но она никогда не тряслась над рублем, деньги не имели для нее такого уж значения.

Еще – ей было абсолютно несвойственно влезание в заднее место без мыла. Вот этого она не любила. Она не могла предать. Это вообще исключается. А ведь ситуации, когда нужно было делать выбор, были. Но за ней таких хвостов нет, не замечено, чтобы она кому-то дорогу перешла ради карьеры, чтобы кого-то обидела... Я ничего подобного не слышал, а все равно ничего тайного не бывает, что потом не стало бы явным. Она достаточно честна была сама с собой, и, безусловно, могла стать большой актрисой, хотя... Она и была ею! Ее репертуар в кино, не самый сложный, она исполняла как большая актриса. В фильме "Скорый поезд" (не путать с "34-м скорым" – Прим. ред.) играла эту, на самом деле, достаточно примитивную драматургию, эту проводницу, как драму Анны Карениной. И она могла бы еще сыграть очень серьезные роли, ее дарование было очень глубоким. Прошли годы – и я вижу, что такой актрисы ее возраста нет, нет сильных, настоящих актрис. Она была непредсказуемой, каждый раз – разной, потому что была очень живой, непосредственной.

Бывает, у актрисы трагическая судьба – не эксплуатируют и так далее... Нет, Лена была успешная актриса, играла много и в кино, и в театре! У нее была потрясающая, редкая индивидуальность, ее хотели снимать, ставить на нее спектакли. Она в театре и Нину Заречную играла, и Машу в "Трех сестрах". Причем потрясающе! Это был один из ее самых последних спектаклей. Она так надрывно играла, не жалея себя...

Я считаю, она была счастливая актриса. Просто если бы не трагический случай, она могла бы сыграть еще очень много. Но она жила, абсолютно не щадя себя, не расписывала свое время на десятилетия: мол, мне сейчас нужно себя чуть-чуть поэкономить. Нет, она жила на раз.

Была ли неслучайна трагедия, случившаяся с ней? Не знаю. Она актриса. У нее была такая фантазия... Тем более, что она, безусловно, еще и трагическая актриса. И она могла просто заиграться. Да, я думаю, что это трагическая случайность. Это не суицид, не преднамеренное действие. Я специально поехал в епархию, потому что нам не разрешали ее отпевать. Я объяснил ситуацию, и нам пошли навстречу, все было сделано по православным обычаям, так что за ней такого греха не числится.

Мы виделись за неделю до трагедии. Болтали, ели абруз у нее дома. И Ленка была так радостна. И абсолютно не было никакого предощущения...