Театр Наций открывает новый сезон с серьезного заявления: по его приглашению в Москву из Северной столицы приехал Малый драматический театр – Театр Европы с премьерой прошлого сезона – "Жизнью и судьбой" по роману Василия Гроссмана.

На своей площадке, к слову, по размерам очень близкой к сцене Малого драматического театра, Театр Наций принять гастролеров не смог, поэтому в воскресенье и в понедельник "Жизнь и судьбу" сыграли на сцене театра Et Cetera.

"Жизнь и судьба" – из "гастрольной программы" Театра Наций. На пресс-конференции, посвященной новому сезону, худрук Театра Наций Евгений Миронов рассказал, что театр будет двигаться в трех направлениях. Первое – работа с молодыми режиссерами (в понедельник – премьера в этом "жанре", "Шведская спичка"), второе – фестивальные программы (Евгений Миронов продолжит знакомить столичную публику с театрами малых городов России, понятно, что здесь будет штаб-квартира основанного Мироновым фестиваля TERRITORIЯ). Третье направление – гастрольные проекты. В частности, в память о Марке Вайле в Москву привезут и покажут его последнюю премьеру, "Орестею".

Кроме того, нынешний сезон для Театра Наций юбилейный: собственный 20-летний юбилей, затем – 125 лет исполняется Театру Корша и 120 лет – первой постановке чеховского "Иванова", которая случилась на этой сцене. В связи с этим юбилеем "Ивановы" на разных языках и с разных концов света в течение сезона будут навещать Москву. ...

"Жизнь и судьба" – сильное, весомое начало. Можно сказать, что этот спектакль обозначает второе рождение МДТ, поскольку в нем на сцену выходит новое поколение додинских учеников. Хотя "Жизнь и судьба" вполне могла стать первой "Чайкой" театра, поскольку подготовку к этой театральной эпопее Додин начал 20 лет назад, в 1987-м, когда впервые прочел роман Гроссмана. Но для Шестаковой, Акимовой, Семака, Скляра спектаклем поколения, спектаклем судьбы – их собственной и их театра – стали "Братья и сестры", которые теперь можно считать первой частью трагической дилогии о судьбе России. "Жизнь и судьба" берет ту же эпоху, но чуть с другой стороны, с другой географией, отчасти – другого народа, но такую же трагическую и такую же – по правде бытия.

Пять лет студенты додинского курса читали роман, делали этюды (этюдный метод чувствуется и в спектакле, в котором каждый раз – складывается ощущение – закладывался момент погружения в историю, подхода и – погружения). Ездили по стране, близко от тех мест, где когда-то старшее поколение додинцев вслушивалось в речь сибирской деревни, ездили за границу, чтобы испытать ужас немецких концлагерей – их привезли в Освенцим и там оставили переночевать (ужас наших лагерей – тоже почувствовали "на месте").

Около двух лет назад Додин приехал в Москву, чтобы в Центре имени Мейерхольда выступить с лекцией о профессии. Вместо разговора (разговор тоже, конечно, состоялся) показать работу – в черном трико, больше похожем на рабочую одежду балетных танцовщиков, актеры разминались (точь-в-точь как в балете), распевались, а далее следовали упражнения из как будто бы "простого" театрального набора – мытье в душе, ощущение холодной или горячей воды... Но в этом во всем чувствовалась работа над (или со) временем, погружение не в воду – в эпоху, пластически чужую этим мальчикам и девочкам, в эпоху предвоенную и военную.

Этот спектакль – в определенном смысле вызов нынешнему искусству, которое сторонится психологической глубины, тем более трагической глубины. Отдавая дань форме, современной и, если угодно, яркой, Додин не боится ни разговоров о трагедии, ни самой трагедии (к слову, "Жизнь и судьба" вышла у него даже большей трагедией, чем классический "Король Лир").

В спектакле, который приехал теперь в Москву, больше взрослых актеров, чем вчерашних выпускников. Но уроки, чувствуется, не прошли даром. Совершенно ясно, что этот спектакль позовут в Москву еще не раз – на "Маску", на другие разные хорошие фестивали. Но первый ожог состоялся.