ЕВГЕНИЙ МИРОНОВ: ПРИМЕРНЫЙ УЧЕНИК

Журнал "Театрал"
01.11.2005
Ксения Ларина

Главным событием октября стала премьера спектакля "Господа Головлевы" на Малой сцене МХТ им. Чехова. Режиссер – Кирилл Серебренников. В роли Иудушки – Евгений Миронов

Иудушка Головлев давно приманивал к себе романтического юношу приятной наружности, лидера нынешнего театрального поколения, любимца педагогов, режиссеров, женщин бальзаковского возраста, юных восторженных дев и истовых театралок, помнящих Козакова в роли Гамлета и Высоцкого в роли Лопахина.

Иудушку Головлева поминали после каждой успешной работы Евгения Миронова. "Он обязательно это сыграет. Это его роль", – говорили пожилые билетерши, модные критикессы и сам Олег Павлович Табаков. Представить этого светлого отрока в образе набожного лицемера, ловца человеческих душ, да еще имея перед глазами свежее воспоминание о потрясающем Смоктуновском в том же МХАТе в той же роли , – было так же невозможно, как представить себе Смоктуновского в роли Бумбараша. Но когда проматываешь пленку-биографию назад, к первым сценическим победам Миронова, то с удивлением находишь довольно внятные посылы в сторону мрачного персонажа Салтыкова-Щедрина.

Роль, с которой начинал когда-то сам Табаков в "Современнике" – Александр Адуев в "Обыкновенной истории" Гончарова, Миронову передалась буквально по наследству – от саратовского самородка к саратовскому же самородку. Необратимые процессы, происходившие с юным провинциалом по мере его продвижения и проныривания среди столичных айсбергов и колоссов, откладывали весьма яркие и понятные отпечатки на его субтильной внешности. Путь от обожания до заискивания, от комплиментов до грубой лести, от чувств до бесчувственности, от трудолюбия до деловитости, от мечтаний до холодного расчета Адуев Миронова проходил невероятно быстро и без помарок – как отличник с первой парты, гордость и краса школы, потенциальный медалист и победитель всех олимпиад. К финалу спектакля перед нами – белоглазый монстр с зализанными волосами и змеиной улыбкой.

Эта волшебная страсть к ученичеству, к восхождению постепенному – ступенька за ступенькой, помогла Миронову выстроить свою звездную судьбу очень правильно и честно – без надрывных самоутверждений, без ультиматумов и эпатажных провокаций, свойственных многим артистам. Первое время он позволял товарищам поэксплуатировать свою внешнюю милоту и органику, чем завоевал сердца зрительниц "подвала" на Чаплыгина – на его смешливого и несчастного врунишку Колю ("Звездный час по местному времени", реж. Машков), на его отважного веселого солдата Бумбараша ("Бумбараш", реж. Машков) Москва валила многие годы. Но главный удар по фанаткам, не прощающим измен, был нанесен в спектаклях Валерия Фокина – "Карамазовы И АД", "Еще Ван Гог..." и "Последняя ночь последнего царя". Валерий Фокин – режиссер необычайно сложный и необычайно откровенный, его спектакли можно читать как дневник – настолько они личностны. В ту пору Фокин был увлечен темой гениальности и злодейства, пытался найти грань между нормой и аномалией, пытался выявить в человеческой природе Бога и дьявола и заставить человека страдать от невозможности раскаяния. Своим "альтер-эго" он выбрал Евгения Миронова. И дребезжащий образ Иудушки вновь замаячил перед актером. Его Иван Карамазов, его бессловесный сумасшедший Художник, мнивший себя Ван Гогом, его истеричный чекист Лукоянов открыли нам совсем другого героя – страдающего, ненавидящего себя, ищущего спасения и покоя, но не способного ни на поступок, ни на чувство. Одиночество и бессмертие – именно на такое булгаковское наказание обрекал своих героев Валерий Фокин. И в Евгении Миронове он нашел артиста необходимой ему меры глубины и эмоциональности.

Эту тему актер пытался продолжить в Оресте и в Гамлете – международных проектах мировой знаменитости Петера Штайна. И затем в еще более рискованном эксперименте – "Вишневом саде" Някрошюса, где Миронов сыграл Лопахина. В этих спектаклях, до краев наполненных режиссерскими метафорами и обобщениями, актерские индивидуальности смешались в одной общей кастрюле, чтобы превратиться в некую стертую массу непонятного происхождения и цвета. А проще говоря – в строительный материал, которым привыкли пользоваться "режиссеры-зодчие", раздающие направо и налево команды "Майна" и "Вира". Эти спектакли, как и их авторы, конечно, вошли в историю мирового театра, но мало что добавили к актерской палитре Миронова. Хотя... Он сильно развил свою природную музыкальность, приобрел немало физкультурных навыков, научился играть на саксофоне и петь "а капелла". А еще умело использовал подаренное ему Фокиным мастерство паузы, мастерство крупного плана.

Итак, к роли Порфирия Головлева Миронов пришел в качестве драматического артиста №1, артиста, который может все.